– Да не может быть, – поражаясь, шептал маленький, – эточто-то неслыханное... А что же Желдыбин предпринял?

Среди ровного гудения троллейбуса слышались слова от окошка:

– Уголовный розыск... скандал... ну, прямо мистика!

Из этих отрывочных кусочков Маргарита Николаевна кое-каксоставила что-то связное. Граждане шептались о том, что у какого-то покойника,а какого – они не называли, сегодня утром из гроба украли голову! Вот из-заэтого этот Желдыбин так и волнуется теперь. Все эти, что шепчутся втроллейбусе, тоже имеют какое-то отношение к обокраденному покойнику.

– Поспеем ли за цветами заехать? – беспокоился маленький, –кремация, ты говоришь, в два?

Наконец Маргарите Николаевне надоело слушать этутаинственную трепотню про украденную из гроба голову, и она обрадовалась, чтоей пора выходить.

Через несколько минут Маргарита Николаевна уже сидела подкремлевской стеной на одной из скамеек, поместившись так, что ей был виденМанеж.

Маргарита щурилась на яркое солнце, вспоминала свойсегодняшний сон, вспоминала, как ровно год, день в день и час в час, на этой жесамой скамье она сидела рядом с ним. И точно так же, как и тогда, чернаясумочка лежала рядом с нею на скамейке. Его не было рядом в этот день, норазговаривала мысленно Маргарита Николаевна все же с ним: «Если ты сослан, топочему же не даешь знать о себе? Ведь дают же люди знать. Ты разлюбил меня?Нет, я почему-то этому не верю. Значит, ты был сослан и умер... Тогда, прошутебя, отпусти меня, дай мне наконец свободу жить, дышать воздухом». МаргаритаНиколаевна отвечала за него: «Ты свободна... Разве я держу тебя?» Потомвозражала ему: «Нет, что это за ответ! Нет, ты уйди из моей памяти, тогда ястану свободна».

Люди проходили мимо Маргариты Николаевны. Какой-то мужчинапокосился на хорошо одетую женщину, привлеченный ее красотою и одиночеством. Онкашлянул и присел на кончик той же скамьи, на которой сидела МаргаритаНиколаевна. Набравшись духу, он заговорил:

– Определенно хорошая погода сегодня...

Но Маргарита так мрачно поглядела на него, что он поднялся иушел.

«Вот и пример, – мысленно говорила Маргарита тому, ктовладел ею, – почему, собственно, я прогнала этого мужчину? Мне скучно, а в этомловеласе нет ничего дурного, разве только что глупое слово »определенно«?Почему я сижу, как сова, под стеной одна? Почему я выключена из жизни?»

Она совсем запечалилась и понурилась. Но тут вдруг та самаяутренняя волна ожидания и возбуждения толкнула ее в грудь. «Да, случится!»Волна толкнула ее вторично, и тут она поняла, что это волна звуковая. Сквозьшум города все отчетливее слышались приближающиеся удары барабана и звукинемного фальшивящих труб.

Первым показался шагом следующий мимо решетки сада конныймилиционер, а за ним три пеших. Затем медленно едущий грузовик с музыкантами.Далее – медленно двигающаяся похоронная новенькая открытая машина, на ней гробвесь в венках, а по углам площадки – четыре стоящих человека: трое мужчин, однаженщина. Даже на расстоянии Маргарита разглядела, что лица стоящих в похоронноймашине людей, сопровождающих покойника в последний путь, какие-то страннорастерянные. В особенности это было заметно в отношении гражданки, стоявшей влевом заднем углу автодрог. Толстые щеки этой гражданки как будто изнутрираспирало еще больше какою-то пикантной тайной, в заплывших глазах игралидвусмысленные огоньки. Казалось, что вот-вот еще немного, и гражданка, невытерпев, подмигнет на покойника и скажет: «Видали вы что-либо подобное? Прямомистика!» Столь же растерянные лица были и у пеших провожающих, которые, вколичестве человек трехсот примерно, медленно шли за похоронной машиной.

Маргарита провожала глазами шествие, прислушиваясь к тому,как затихает вдали унылый турецкий барабан, выделывающий одно и то же «Бумс,бумс, бумс», и думала: «Какие странные похороны... И какая тоска от этого»бумса«! Ах, право, дьяволу бы заложила душу, чтобы только узнать, жив он илинет! Интересно знать, кого это хоронят с такими удивительными лицами?»

– Берлиоза Михаила Александровича, – послышался рядомнесколько носовой мужской голос, – председателя МАССОЛИТа.

Удивленная Маргарита Николаевна повернулась и увидела насвоей скамейке гражданина, который, очевидно, бесшумно подсел в то время, когдаМаргарита загляделась на процессию и, надо полагать, в рассеянности вслухзадала свой последний вопрос.

Процессия тем временем стала приостанавливаться, вероятно,задерживаемая впереди светофорами.

– Да, – продолжал неизвестный гражданин, – удивительное уних настроение. Везут покойника, а думают только о том, куда девалась егоголова!

– Какая голова? – спросила Маргарита, вглядываясь внеожиданного соседа. Сосед этот оказался маленького роста, пламенно-рыжий, склыком, в крахмальном белье, в полосатом добротном костюме, в лакированныхтуфлях и с котелком на голове. Галстук был яркий. Удивительно было то, что изкармашка, где обычно мужчины носят платочек или самопишущее перо, у этогогражданина торчала обглоданная куриная кость.

– Да, изволите ли видеть, – объяснил рыжий, – сегодня утромв Грибоедовском зале голову у покойника стащили из гроба.

– Как же это может быть? – невольно спросила Маргарита, в тоже время вспомнив шепот в троллейбусе.

– Черт его знает как! – развязно ответил рыжий, – я,впрочем, полагаю, что об этом Бегемота не худо бы спросить. До ужаса ловкосперли. Такой скандалище! И, главное, непонятно, кому и на что она нужна, этаголова!

Как ни была занята своим Маргарита Николаевна, ее все жепоразили странные враки неизвестного гражданина.

– Позвольте! – вдруг воскликнула она, – какого Берлиоза?Это, что в газетах сегодня...

– Как же, как же...

– Так это, стало быть, литераторы за гробом идут? – спросилаМаргарита и вдруг оскалилась.

– Ну, натурально, они!

– А вы их знаете в лицо?

– Всех до единого, – ответил рыжий.

– Скажите, – заговорила Маргарита, и голос ее стал глух, –среди них нету критика Латунского?

– Как же его не может быть? – ответил рыжий, – вон он с краюв четвертом ряду.

– Это блондин-то? – щурясь, спросила Маргарита.

– Пепельного цвета... Видите, он глаза вознес к небу.

– На патера похож?

– Во-во!

Больше Маргарита ничего не спросила, всматриваясь вЛатунского.