- Ну, это глупо, с расколотой головой на чтениях сидеть…

- Доказывал я ему, но безуспешно…

- Похвастаться охота перед товарищами, - заметила мать, -вот, мол, глядите - я уже кровь свою пролил…

Доктор взглянул на нее, сделал свирепое лицо и сказал,стиснув зубы:

- У-у, кровожадная…

- Ну, Иван, тебе здесь делать нечего, а мы ждем гостей -уходы! Ниловна, дайте-ка ему бумажку…

- Еще бумажка? - воскликнул доктор.

- Вот! Возьми и передай в типографию.

- Взял. Передам. Все?

- Все. У ворот - шпион.

- Видел. У моей двери тоже. Ну, до свиданья! До свиданья,свирепая женщина. А знаете, друзья, драка на кладбище - хорошая вещь в концеконцов! О ней говорит весь город. Твоя бумажка по этому поводу - очень хороша ипоспела вовремя. Я всегда говорил, что хорошая ссора лучше худого мира…

- Ладно, ты иди…

- Не весьма любезно! Ручку, Ниловна! А паренек поступилглупо все-таки. Ты знаешь, где он живет? Николай дал адрес.

- Завтра надо съездить к нему, - славный ребятенок, а?

- Очень…

- Надо его поберечь, - у него мозги здоровые! - говорилдоктор, уходя.

- Именно из таких ребят должна вырасти истинно пролетарскаяинтеллигенция, которая сменит нас, когда мы отыдем туда, где, вероятно, нет ужеклассовых противоречий…

- Ты стал много болтать, Иван…

- А - мне весело, это потому. Значит - ожидаешь тюрьмы?Желаю тебе отдохнуть там.

- Благодарю. Я не устал.

Мать слушала их разговор, и ей была приятна забота орабочем.

Проводив доктора, Николай и мать стали пить чай изакусывать, ожидая ночных гостей и тихо разговаривая. Николай долго рассказывалей о своих товарищах, живших в ссылке, о тех, которые уже бежали оттуда ипродолжают свою работу под чужими именами. Голые стены комнаты отталкивалитихий звук его голоса, как бы изумляясь и не доверяя этим историям о скромныхгероях, бескорыстно отдавших свои силы великому делу обновления мира. Теплаятень ласково окружала женщину, грея сердце чувством любви к неведомым людям, иони складывались в ее воображении все - в одного огромного человека, полногонеисчерпаемой мужественной силы. Он медленно, но неустанно идет по земле,очищая с нее влюбленными в свой труд руками вековую плесень лжи, обнажая передглазами людей простую и ясную правду жизни. И великая правда, воскресая, всеходинаково приветно зовет к себе, всем равно обещает свободу от жадности, злобыи лжи - трех чудовищ, которые поработили и запугали своей циничной силой весьмир… Этот образ вызывал в душе ее чувство, подобное тому, с которым она,бывало, становилась перед иконой, заканчивая радостной и благодарной молитвой тотдень, который казался ей легче других дней ее жизни. Теперь она забыла эти дни,а чувство, вызываемое ими, расширилось, стало более светлым и радостным, глубжевросло в душу и, живое, разгоралось все ярче.

- А жандармы не идут! - вдруг прерывая свой рассказ,воскликнул Николай.

Мать взглянула на него и, помолчав, с досадой отозвалась:

- Ну их ко псам!

- Разумеется! Но - вам пора спать, Ниловна, вы, должно быть,отчаянно устали, - удивительно крепкая вы, следует сказать! Сколько волнений,тревог - и так легко вы переживаете все! Только вот волосы быстро седеют. Ну,идите, отдыхайте.

Мать проснулась, разбуженная громким стуком в дверь кухни.Стучали непрерывно, с терпеливым упорством. Было еще темно, тихо, и в тишинеупрямая дробь стука вызывала тревогу. Наскоро одевшись, мать быстро вышла вкухню и, стоя перед дверью, спросила:

- Кто там?

- Я! - ответил незнакомый голос.

- Кто?

- Отоприте! - просительно и тихо ответили из-за двери. Матьподняла крючок, толкнула дверь ногой - вошел Игнат и радостно сказал:

- Ну, - не ошибся!

Он был по пояс забрызган грязью, лицо у него посерело, глазаввалились, и только кудрявые волосы буйно торчали во все стороны, выбиваясьиз-под шапки.

- У нас - беда! - заперев дверь, шепотом произнес он.

- Я знаю…

Это удивило парня. Мигнув глазами, он спросил:

- Откуда?

Она кратко и торопливо рассказала.

- А тех двух взяли? Товарищей-то?

- Их - не было. Они на явку пошли, - рекрута! Пятерых взяли,считая дядю Михаила…

Он потянул воздух носом и, ухмыляясь, сказал:

- А я - остался. Должно - ищут меня.

- Как же ты уцелел? - спросила мать. Дверь из комнаты тихоприотворилась.

- Я? - сидя на лавке и оглядываясь, воскликнул Игнат. - Заминуту перед ними лесник прибег - стучит в окно, - держитесь, ребята, говорит,лезут на вас…

Он тихонько засмеялся, вытер лицо полой кафтана и продолжал:

- Ну - дядю Михаила и молотком не оглушишь. Сейчас он мне:«Игнат - в город, живо! Помнишь женщину пожилую?» А сам записку строчит. «На,иди!..» Я ползком, кустами, слышу - лезут! Много их, со всех сторон шумят,дьяволы! Петлей вокруг завода. Лег в кустах, - прошли мимо! Тут я встал и давайшагать, и давай! Две ночи шел и весь день без отдыха.

Видно было, что он доволен собой, в его карих глазахсветилась улыбка, крупные красные губы вздрагивали.

- Сейчас я тебя чаем напою! - торопливо говорила мать,схватив самовар.

- Вы записку-то получите…

Он с трудом поднял ногу, морщась и покрякивая поставил налавку.

В дверях явился Николай.

- Здравствуйте, товарищ! - сказал он, щуря глаза. -Позвольте, я вам помогу.

И, наклонясь, стал быстро разматывать грязную онучу.

- Ну, - тихо воскликнул парень, дергая ногой, и, удивленномигая глазами, поглядел на мать.

Не замечая его взгляда, она сказала:

- Надо ему водкой ноги-то растереть…

- Конечно! - молвил Николай.

Игнат смущенно фыркнул. Николай нашел записку, расправил ееи, приблизив серую, измятую бумажку к лицу, прочитал:

«Не оставляй дела, мать, без внимания, скажи высокой барыне,чтобы не забывала, чтобы больше писали про наши дела, прошу. Прощай. Рыбин».

Николай медленно опустил руку с запиской и негромко молвил:

- Это великолепно!..

Игнат смотрел на них, тихонько шевеля грязными пальцамиразутой ноги; мать, скрывая лицо, смоченное слезами, подошла к нему с тазомводы, села на пол и протянула руки к его ноге - он быстро сунул ее под лавку,испуганно воскликнув: