- Чего?

- А ты давай скорее ногу…

- Сейчас я принесу спирт, - сказал Николай.

Парень засовывал ногу все дальше под лавку и бормотал:

- Что вы? В больнице, что ли…

Тогда она начала разувать другую.

Игнат громко сапнул носом и, неуклюже двигая шеей, смотрелна нее сверху вниз, смешно распустив губы.

- Ты знаешь, - заговорила она вздрагивающим голосом, - билиМихаила Ивановича…

- Ну? - тихо и пугливо воскликнул парень.

- Да. И привели его избитого, и в Никольском урядник бил,становой - и по лицу и пинками… в кровь!

- Они это умеют! - отозвался парень, хмуря брови. Плечи унего вздрогнули. - То есть боюсь я их - как чертей! А мужики - не били?

- Один ударил, становой приказал ему. А все - ничего, вступилисьдаже - нельзя, говорят, бить…

- Н-да-а, - мужики-то начинают понимать, где кто стоит изачем.

- Там тоже есть разумные…

- Где их нет? Нужда! Везде они есть - найти трудно. Николайпринес бутылку спирта, положил углей в самовар и молча ушел. Проводив еголюбопытными глазами, Игнат спросил мать тихонько:

- Барин-то - доктор?

- В этом деле нет господ, все - товарищи…

- Чудно мне! - сказал Игнат, недоверчиво и растерянноулыбаясь.

- Что - чудно?

- Да - так. На одном конце рожи бьют, на другом - ноги моют,а в середине - что?

Дверь из комнаты распахнулась, и Николай, стоя на пороге,сказал:

- А в середине люди, которые лижут руки тем, кто рожи бьет,и сосут кровь тех, чьи рожи бьют, - вот середина!

Игнат уважительно взглянул на него и, помолчав, проговорил:

- Это - похоже!

Парень встал, переступил с ноги на ногу, твердо упираясь имив пол, и заметил:

- Как новые стали! Спасибо вам… Потом сидели в столовой ипили чай, а Игнат рассказывал солидным голосом:

- Я разносчиком газеты был, ходить я очень здоров.

- Много народа читает? - спросил Николай.

- Все, которые грамотные, даже богачи читают, - они,конечно, не у нас берут… Они ведь понимают - крестьяне землю своей кровьювымоют из-под бар и богачей, - значит, сами и делить ее будут, а уж они такразделят, чтобы не было больше ни хозяев, ни работников, - как же! Из-за чего ив драку лезть, коли не из-за этого!

Он даже как бы обиделся и смотрел на Николая недоверчиво,вопросительно. Николай молча улыбался.

- А ежели сегодня подрались всем миром - одолели, значит - азавтра опять - один богат, а другой беден, - тогда - покорно благодарю! Мыхорошо понимаем - богатство, как сыпучий песок, оно смирно не лежит, а опятьпотечет во все стороны! Нет, уж это зачем же!

- А ты не сердись! - шутя сказала мать. Николай задумчивовоскликнул:

- Как бы нам поскорее направить туда листок об арестеРыбина!

Игнат насторожился.

- А есть листок? - спросил он.

- Да.

- Давайте - я снесу! - предложил парень, потирая руки. Матьтихонько засмеялась, не глядя на него.

- Да ведь устал ты и боишься, сказал? Игнат, приглаживаяширокой ладонью кудрявые волосы на голове, деловито и спокойно сказал:

- Страх - страхом, а дело - делом! Вы чего насмехаетесь? Ишьвы, тоже!

- Эх ты, - дитя ты мое! - невольно воскликнула мать,поддаваясь чувству радости, вызванному им. Он ухмыльнулся, сконфуженный.

- Ну вот - дитя!

Заговорил Николай, разглядывая парня добродушно прищуреннымиглазами:

- Вы не пойдете туда…

- А - что? Куда же я? - беспокойно спросил Игнат.

- Вместо вас пойдет другой, а вы ему подробно расскажете,что надо делать и как - хорошо?

- Ладно! - сказал Игнат, не вдруг и неохотно.

- А вам мы достанем хороший паспорт и устроим вас лесником.

Парень быстро вскинул голову и спросил, обеспокоенный:

- А ежели мужики за дровами приедут или там… вообще, - какже я? Вязать? Это - не подойдет мне…

Мать засмеялась и Николай тоже, это снова смутило и огорчилопарня.

- Не беспокойтесь! - утешил его Николай. - Не придется вамвязать мужиков, - уж поверьте!..

- Ну то-то! - молвил Игнат и успокоился, весело улыбаясь. -Мне бы вот на фабрику, там, говорят, ребята довольно умные…

Мать поднялась из-за стола и, задумчиво глядя в окна,проговорила:

- Эх, жизнь! Пять раз в день насмеешься, пять наплачешься!Ну, кончил, Игнатий? Иди спать…

- Да я не хочу…

- Иди, иди…

- Строго у вас! Ну, иду… Спасибо за чай-сахар, за ласку…

Ложась на постель матери, он бормотал, почесывая голову:

- Теперь ото всего дегтем будет вонять у вас… эх! Напрасновсе это… Спать мне не хочется… Как он насчет середины-то хватил… Черти…

И, вдруг громко всхрапнув, он заснул, высоко подняв брови иполуоткрыв рот.

Вечером он сидел в маленькой комнатке подвального этажа настуле против Весовщикова и пониженным тоном, наморщив брови, говорил ему:

- В среднее окошко четыре раза…

- Четыре? - озабоченно повторил Николай.

- Сначала - три, вот так!

И ударил согнутым пальцем по столу, считая:

- Раз, два три. Потом, обождав, еще раз.

- Понимаю.

- Отопрет рыжий мужик, спросит - за повитухой? Вы скажете -да, от заводчика! Больше ничего, уж он поймет!

Они сидели, наклонясь друг к другу головами, оба плотные,твердые, и, сдерживая голоса, разговаривали, а мать, сложив руки на груди,стояла у стола, разглядывая их. Все эти тайные стуки, условные вопросы и ответызаставляли ее внутренне улыбаться, она думала: «Дети еще…»

На стене горела лампа, освещая на полу измятые ведра,обрезки кровельного железа. Запах ржавчины, масляной краски и сырости наполнялкомнату.

Игнат был одет в толстое осеннее пальто из мохнатой материи,и оно ему нравилось, мать видела, как любовно гладил он ладонью рукав, какосматривал себя, тяжело ворочая крепкой шеей. И в груди ее мягко билось:

«Дети! Родные мои…»

- Вот! - сказал Игнат, вставая. - Значит, помните - сначалак Муратову, спросите дедушку…