Лючия с подозрением посмотрела на него.

– А вы?

– Тупой, наверное, – улыбнулся Горчаков.

– Ну или «бесстрашный командир, никогда не теряющий волю к борьбе», – сказала Лючия.

– Тоже неплохо, – согласился Горчаков. – Что будет с нашими?

– Ничего хорошего, – сказала Лючия. – А самое главное, что их появление станет поводом для зачистки всей нашей зоны. Понимаете, их воспримут как передовой отряд вторжения. Как возможную опасность. Вначале их допросят, конечно.

– И отправят сотню кораблей уничтожать миры Соглашения?

Лючия посмотрела на него с непониманием.

– Зачем? Стиратели могут сделать всё куда проще.

– Ну да, – согласился Горчаков. Вынул из кармана пачку носовых платков, протянул Лючии. – Ты уверена, что всё это правда? Что мир устроен именно так?

– Вроде да, – Лючия высморкалась, задумалась. – Обе «я» так считают. Это ведь всё объясняет, верно?

Горчаков встал, прошёлся по боксу. Посмотрел на Соколовского и Фло, изнывающих от любопытства. Спросил:

– Ауран знают?

– Мне кажется, предполагают, – решила Лючия. – Причём давно. Но стараются в этом направлении не думать.

– Поговорить бы сейчас с Ракс… – вздохнул Горчаков. – Если мы отправимся на поверхность, то сможем пройти на Лисс? На настоящую?

– Выход может сработать повторно, – сказала Лючия. – Не вижу причин отказать в выходе ещё одной группе.

– Хорошо.

Она посмотрела на Горчакова с надеждой.

– Мы все уйдём туда?

– Нет, пожалуй, только мы с тобой, – задумчиво сказал командир. – Уйти всем – это как признать правоту Стирателей. А мне кажется, что всё не так просто.

Он подошёл к выходу из бокса и открыл дверь. Посмотрел на Фло. Спросил:

– Вы знаете её мнение о том, как устроен мир?

Ауран молчал несколько секунд. Потом ответил:

– В общем-то да. Мы частично просканировали её воспоминания.

– И как к этому относитесь?

– Нам не нравится, – сказал Фло. – Мы ищем доводы против. Как вы, командир Горчаков?

Валентин пожал плечами.

– Предпочитаю не соглашаться с услышанным. Марк!

– Да, командир! – Искин на экране встрепенулся. – Я изнываю от любопытства!

– Пусть все соберутся в рубке, – сказал Горчаков. – И вызовите Криди с Яном, они тоже должны нас слышать.

С точки зрения Матиаса, ему даже удалось расслабиться. Он вновь лежал на металлическом пьедестале, закрыв глаза и ни о чём не думая. Но металл не размягчался и не пропускал его внутрь.

Это действительно был путь в одну сторону.

В конце концов он смирился с поражением, открыл глаза и сел. Снаружи всё так же был день – интересно, сколько он здесь длится? И как растительность приспособилась к тому, что днём светило всегда в зените – есть же здесь растительность?

Он сглотнул. Растения, вода… Горло пересохло, и это начинало пугать. Температура градусов двадцать пять, не выше, но облаков нет, и солнце, пусть даже здесь оно зовётся Лисс, палит голову. Сколько можно прожить без воды?

– Слышишь?

Матиас увидел, что Ксения тоже села и вслушивается.

– Что именно?

– Звук… странный.

Они вышли из беседки. За спиной их товарищи, также смирившиеся с неудачей, слезали с металлических лежанок.

Вначале Матиас ничего не увидел.

Затем взгляд поймал высоко в небе мерцающую, будто переливающуюся всеми цветами, точку. Слабый звук, похожий на тонкий писк, шёл от неё.

– Ага, – сказала Ксения. – Всё-таки наше появление стало для кого-то сигналом.

– Ты что-то знаешь? – Матиас понизил голос.

Ксения покачала головой. Сказала:

– Мать что-то знает. Нет, не знает, но допускает, подозревает, ожидает. Мне кажется, она играла вдолгую, ещё когда отпустила меня.

– Ксения… – Матиас взял её за руку. – Мне не нравится твой тон.

Она слабо улыбнулась.

– Мне самой не нравится.

Казалось – или радужная точка в небе стала ближе, обрела подобие формы?

Во всяком случае, она ощутимо снизилась. Матиас понял, что, когда впервые увидел её, – она была в верхних слоях стратосферы.

Космический корабль?

– Возможно, что я лишь инструмент, – сказала Ксения. – Или того хуже.

Матиас не стал спрашивать, что может быть хуже. Он лишь крепче сжал её руку и сказал:

– Что бы там ни было, но знай, что я люблю тебя.

– Мать это знала. И про мою любовь тоже.

Тоскливое ощущение надвигающейся беды охватило Матиаса.

– Не знаю, о чём ты. Но Ракс не должны были так поступать с тобой.

– Почему? Я ведь уже говорила. Я лишь часть огромного целого, – она улыбнулась. – Волнует ли тебя выпавший волосок или высыхающая на теле капелька пота? Матиас, я куда больше человек, чем кто-либо ещё. Но во мне есть часть знаний Ракс и что-то вроде их способа мыслить. Возможно, я начинаю догадываться, чего на самом деле боялись Ракс. И для чего Ракс меня отпустили вовне, а затем и отсоединили – тоже.

– Ксения…

– Молчи. – Она крепко сжала его пальцы.

Точка в небе уже обрела форму. Обратилась в нечто вроде пологого конуса, покоящегося на диске. Ещё неясных очертаний, но…

– Мать моя женщина! – сказал Матиас, вспомнив странную фразу, которую порой произносил его русский друг и командир. С чем она была связана, с традиционной ли русской нелюбовью к экспериментам в области размножения или с не менее традиционным уважением к «matushka» и «babushka», Матиас не знал.

Но в любом случае эта фраза показалась ему уместнее обычной русской матерной брани, которую Валентин хоть и не любил, но всё же допускал чаще. Это простое и бесспорное утверждение было единственным, что передавало безумие увиденного.

К ним опускался летающий город.

Огромный (десятки или даже сотни километров в диаметре?) диск, на котором высилась гора. На склонах горы (теперь это было уже различимо) росли леса и текли реки, стояли дома – посёлки и города. Вершину венчало что-то белоснежное, из камня, стекла и сверкающего металла. Весь летающий остров был окружён переливчатой радужной оболочкой, до смешного напоминающей мыльный пузырь.

Начал дуть ветер, неожиданный, идущий с небес. Опускающийся город прессом выдавливал воздух.

– Это то, что я вижу? – риторически спросил Уолр. И добавил: – Кажется, моя искусственно вызванная клаустрофобия исчезает. Я начинаю бояться открытых пространств такого масштаба. Если попробую зарыться в камень, то остановите меня, пожалуйста. Хотя нет… не останавливайте.