– Есть немного, – кивнулАнтон, – так всегда после заправки.

– Слишком сильно, – задергала яносом.

– Давай тут направо… прямо… теперь стоп,можно вылезать… – командовал парень.

Я оглянулась.

– А где автомобиль припарковать?

– Тут бросай.

– Посреди дороги?

– Прижмись правее.

– Нет, просто так я машину неоставлю, – уперлась я. – Не дай бог какой-нибудь трактор поедет изацепит! Где местные жители свои колеса держат?

Антон вздохнул.

– Видишь калитку? Я в нее зайду, пересекудвор и открою ворота, они изнутри шестом подперты.

Я зевнула.

– Эй, проснись! – засмеялсяАнтон. – Чем ночью занималась?

– Дрыхла без задних ног.

– Не похоже что-то.

– Отлично спала, сама не пойму, почемусейчас сморило, – ответила я и снова зевнула. – Наверное, я устала. Ине вижу въезда во двор.

– Сейчас Ленка нам кофе сварит, –пообещал Антон. – Ворота дальше. Ты поезжай вперед и метров через тристаувидишь железные створки, автоматику мы пока не поставили, дом новый, дворздоровый. Я тебе открою. А ты сейчас газани посильней.

– Зачем? – удивилась я, вглядываясьв наползающий на дорогу туман.

– Там впереди, метров через сорок, ямапротивная, – пояснил Антон, выходя из машины, – не глубокая, глинойнаполнена, если медленно тащиться, завязнешь, а на газу пролетишь. Здесь всетак делают, перемахивай на скорости колдобину и притормаживай плавно, есливорота будут еще закрыты, не гуди, значит, я не дошел, ты однозначно на колесахбыстрее доберешься.

– Поняла, – сказала я и нажала напедаль.

Машина послушно рванула вперед, я вцепилась вруль. Ну, где же яма? «Букашка» влетела в туман, надо бы притормозить, но ведьАнтон предупредил меня о колдобине. В ту же секунду я почувствовала, чтоавтомобиль заваливается вперед, дорога исчезла из-под колес. Я завизжала ипопыталась нажать на тормоз. В глазах потемнело, меня сильно затошнило,завертело, словно кофейное зерно в мельнице, послышался звон. Последнее, что япомню: резкий запах бензина, порыв ветра, бьющий в лицо, грохот, треск,скрежет… Потом наступила тишина.

– У-у-у-у, – надрывался вой сирены.

Я хотела открыть глаза и сесть. Ну вот, опятьне закрыла на ночь окно, и теперь проснулась от вопля то ли «Скорой помощи», толи пожарной машины. Но веки не поднимались, тело не повиновалось. Неприятныйзвук неожиданно стих, я прислушалась к собственным ощущениям. Очень холодно,дует, а вместо теплого пухового одеяла сверху лежит какая-то тряпка. И матраспочему-то жесткий.

– Шестьдесят на сорок, – сказалвдруг чей-то незнакомый голос.

– Суки! – с чувством произнесдругой. – Видят же и не пропускают!

– В голову никому не приходит, что сами в«Скорой» оказаться могут, – вступило в беседу нервное сопрано. –Сергей, сыграй им.

– У-у-у-у, – заработала сирена.

Я вновь начала проваливаться в туман, в головене было ни одной мысли, только ощущение невероятного холода…

– Не надо, – услышала я голосКатюши, – лучше из того шприца.

Я обрадовалась: значит, подруга вернулась. Ночто она делает в моей спальне? Глаза открылись, вместо привычной трехрожковойлюстры я увидела на потолке точечные светильники.

– Лампуша! – воскликнула Катюша исклонилась надо мной. – Ты как?

– Замечательно, – машинальноответила я и тут же ощутила странный дискомфорт в грудной клетке.

– Болит? – сочувственно спросилаКатя.

– Где я?

– В больнице, – сказалаподруга, – в очень хорошем месте. У тебя сломаны ребра, ободраны локти иколени, есть порезы. Но это все. Вот счастье! Есть бог на свете! А еще говорят,что надо пристегиваться ремнем! Страшно представить…

Звук пропал, лицо Катюши стало расплываться, апотом вовсе исчезло в серой дымке.

Несколько дней, не знаю три, четыре или пять,я провела, как домашняя кошка: ела и спала. Потом неожиданно очнулась здоровой.За окном было темно, в палате горела маленькая лампочка, значит, наступилпоздний вечер, или вообще пришла ночь.

Я села, спустила ноги с кровати и сталанашаривать тапки. Голова кружилась, руки дрожали, а дышать пришлось неглубоко,иначе под сердцем начинала медленно вращать винтом мясорубка, причиняя резкуюболь.

– Ты куда собралась? – загремелКостин, входя в комнату.

Я вздрогнула.

– Пописать, – машинально ляпнула я.

– В кровать подадут, – ухмыльнулсяВовка. – Эй, утя, утя, иди сюда… Где у тебя эмалированный корабль?

– Сама доберусь до унитаза, –вспыхнула я.

– Уже добралась! – рявкнулКостин. – Я чуть себя не съел. И зачем отпустил одну? Но я просто непонимал, с кем мы имеем дело.

– А что случилось? – робко спросилая, откидываясь на подушку.

– Не помнишь? – прищурилсяВовка. – А можешь рассказать, как прошла встреча с Антоном Зябликовым?

– Попытаюсь.

– Начинай, – велел майор.

Когда я добралась до того момента, как Антонпошел к калитке, Вовка воскликнул:

– Ага! Ты его не узнала!

– Зябликова? А мы раньше встречались?

– Это он толкнул тебя на улице и выкралключи.

– Нет, – возразила я, – у ворабыла темная куртка, а менеджер по собачьим консервам надел голубую, когдавыходил из фирмы.

– Ты сейчас всерьез приводишь этотаргумент? – насупился Костин. – Врачи говорили, что мозг у тебя вродене пострадал.

Я заморгала. Действительно, сморозилаглупость.

– Скажи, тебя по дороге кусалимухи? – неожиданно спросил Вовка.

– Нет, – изумилась я.

– Комары, осы? – перечислял майор.

– Нет.

– Ладно. Может, Антон тебе водой угощал?Конфетами?

– Он предложил мне яблоко.