– Ну да, а моей старшей – тринадцать, – сказал он, – так что я просто сказал ей, позаботился об этом.

– Так ты сказал ей… потому что боялся, что это появится в газетах?

– Ну, я поговорил с ней пару дней назад, – сказал Чарли, – когда они вызвали меня на допрос. Потому что они мне сказали, что, ну… в следующий раз, когда они меня увидят, они наденут на меня наручники и арестуют, так что я захотел ей позвонить и дать об этом знать.

Чарли сказал Эми, что он просыпался и засыпал с одной мыслью: «Успею ли я поспать или они уже на пороге?» Однако звонок поступил вовсе не от полиции, а от репортера из газеты. Чарли стал знаменитым. Он хотел дать Эми знать, что это гораздо серьезнее, чем рекламный флаер.

– И ну… это опубликовали в Нью-Йорк таймс, так что…

– Вы уже посмотрели меню или… – опять официант.

Чарли опустил голову и принялся изучать коврик под столом, пока официант не удалился, а Эми снова не обратила на него внимание.

– Итак, – сказал он, – ты… хочешь, чтобы я начал с начала?

Шум вокруг микрофона очень быстро увеличивался: люди, рано закончившие работать, с каждой кружкой становились все громче, к тому же что-то электрическое создавало помехи в частоте микрофона – то ли управление воздушными полетами, то ли пейджер, то ли кардиостимулятор Эми, – они не знали. Знали только, что слушать непросто.

Мужчины наклонились, заставив провода повиснуть, словно приближение к приемнику поможет улучшить сигнал. Они услышали, как Эми говорит Чарли: «Давай начнем сначала», что заставило их придвинуться еще ближе.

– Когда… когда все случилось в Сомерсете, они сказали лишь, что…

– Что там какая-то проблема с моим резюме, – сказал Чарли, – ну, что-то вроде того. Я сходил на первое интервью, и все прошло нормально, а затем на второе, когда меня вызвали со смены… впервые в присутствии руководства, по делу преподобного…

– Что случилось? Я… я честно не знаю, что там произошло.

– Не знаю, – сказал Чарли, – ну, он выглядел нормально на тот момент.

– Он выглядел… он был твоим пациентом? – Эми все это, конечно, знала; она знала больше, чем Чарли мог себе представить. Ее задача заключалась в том, чтобы заставить Чарли произнести это. – Что у него было? – спросила Эми. – Чем он болел?

– По-моему, у него отказали печень и почка, – сказал Чарли, – нам пришлось диализировать.

– По-моему, он был моим, – сказала Эми.

– Да, ну, один раз он был у меня. Или два раза, – сказал Чарли. – Когда он был в отделении интенсивной терапии.

– То есть у тебя… он был в отделении интенсивной терапии, а затем его перевезли?

– Ага, перевезли его, а потом они… все говорили о том, как он умер и что уровень дигоксина был высоким… я не был уверен, что слышал… я помню, что видел его, но не помню…

– А когда это произошло, чьим он был пациентом?

– По-моему, моим, – скзазал Чарли. Он объяснил Эми, как они показывали ему подписи. Он сказал, что не помнил каждый раз, когда заказывал лекарства для необычного случая, но что иногда ошибался и иногда забывал очки… и все равно, вообще, кто все это помнит?

– И когда позвонили руководству?

– Когда-то после этого, – сказал Чарли.

– Так что, риск-менеджмент опросил тебя и показал карту?

– Да, показали карту, – сказал Чарли, – и показали мою подпись. И я не помню, чтобы я это делал, но я выписал «диг». И они показали мне записи «Пайксиса», у них были записи, и они показали мне, как, кажется, я заказал «диг» на другого пациента и отменил заказ. Я заказал его для кого-то другого и затем отменил заказ.

– Ты это сделал?

– Ну да, – сказал Чарли. Он глянул на Эми невинным взглядом. – Я это сделал.

– Чарли, ты идиот, – сказала Эми.

– Знаю, знаю, – ответил он.

– Слышал? – сказал Дэнни.

– У Ланд были записи из «Пайксиса» по Гэллу.

– И отмены заказов.

– Ага.

– Уроды.

Юго-западные блинчики с начинкой разложены словно лепестки ромашки вокруг соуса.

– Подожди, – сказала Эми, – у тебя газеты с собой?

– Да, – сказал Чарли, – ну, только одна. – Он бросил газету на стол, словно выигрышную комбинацию в покере, и стал наблюдать реакцию Эми.

– Нью… Нью-Йорк таймс? – ее шок был искренним.

Такова была ее реакция.

– Да, – сказал Чарли.

Эми покачала головой, не зная, какой должна быть правильная реакция.

– Э-э, вау, – сказала она, – долбаная Нью-Йорк таймс.

– Да, – Чарли кивнул на газету, – секция местных новостей.

Эми прочитала. Он следил за удивлением, которое отразилось на ее лице, движением губ, формирующим слова, которые она увидела на странице, белыми локонами, которые падают на ее лицо, пока она читает его описание.

– Тут просто говорится «медбрат», – сказал он.

– И… о боже, – сказала Эми странным голосом. – Интересно, кто это «…был уволен в конце октября».

– Да, – сказал Чарли.

– Бла-бла-бла… в пяти других больницах, – Эми посмотрела на него, серьезно сощурившись. – Чарли, это правда?

– Да, смотри, дело в том, что… я работал в пяти других больницах…

– Это правда?

Чарли потянулся за своим пивом.

– У меня… были проблемы, когда я только начал… сначала я работал в центре святого Варнавы, и там был пациент, у которого произошел резкий спад уровня сахара, поэтому появились вопросы. – Он сделал глоток. – Но это ничем не закончилось. В «Святом Варнаве» были и другие проблемы. Кто-то вводил в сумки для внутривенного вливания инсулин и…

– Что? – сказала Эми.

– Да-а-а… – сказал Чарли.

– Но… зная, что ты в отделении интенсивной терапии, как они…

Чарли объяснил суть дела и как после передозировок и всех вопросов кто-то наконец проверил капельницы, и…

– Все капельницы или…

– О нет. Нет-нет, – сказал Чарли, словно это была самая странная вещь, которую он слышал в своей жизни. Он спокойно взял блинчик и подержал его в руке, ожидая реакции.

– Так… почему они… почему они повесили это на тебя? – спросила Эми, словно впервые нащупывая связь. – Они пытались…

– Да, но…

– Эти пациенты были пожилыми?

– Нет, – сказал Чарли, пережевывая блинчик, – один из них был помоложе{235}. Но другие… они меня допрашивали.