— Почему же вы так долго ждали и дотянули до Эвимора?

Ей понадобилось время, чтобы взять себя в руки.

— Я не хотела учить английский в университете — это была его идея, а не моя. И чем больше мы сидели в нашем эвиморском шале и говорили о будущем, тем яснее мне было, что я не смогу сказать ему это в лицо.

Ребус понимающе кивнул.

— Он… к тому времени уже прекратил. Перестал, когда мне было четырнадцать. — Она откашлялась. — Покажется бредом, но тогда я думала, что это я виновата, и становилось еще хуже. Потом я годами думала, как его наказать, и вечером тридцать первого декабря почувствовала, что мне море по колено — хотя бы и море джина. В незнакомом месте за сотни миль от них все вдруг показалось намного проще.

— Но что же было потом, когда вы узнали о его смерти?..

— Тогда уже было поздно. Я понимала, что не вернусь.

— Печальная перспектива — жить в вечном страхе, что тебя узнают.

— Поэтому вы должны ей сказать, чтобы она прекратила. Я жива, со мной все в порядке, и я больше не хочу ни видеть ее, ни говорить с ней.

— Было бы гораздо проще, если вы сами…

— Не для меня. — Она соскользнула с табурета и встала перед ним. — Так скажете или нет?

Ребус надул щеки:

— Вы уверены, что хотите жить такой жизнью?

— Так уж вышло. — Она пожала плечами. — Многие живут куда хуже. Вам ли не знать.

Ребус подумал, затем согласно кивнул.

— Спасибо, — сказала она, жалко улыбаясь.

Ребус пытался придумать, что бы сказать еще, но было поздно: она уже дошла до двери. Однако на улице она вдруг остановилась, помедлила и вернулась.

— Вот еще одна ложь — у меня нет дядюшки Альфи. И вообще нет никакого дядюшки.

Она отворила дверь, снова вышла на улицу и стала удаляться при своей сумке через плечо, с высоко поднятой головой — пока поток прохожих не поглотил ее. Ребус вытащил телефон и добавил ее в список контактов. Она, вероятно, сменит номер, как меняла собственное «я» на совершенно новое, даруя себе совсем другое прошлое. Он понимал, что она бездарно тратит свою жизнь… но это была ее жизнь, и она могла распоряжаться ею как угодно. Сохранив номер, он сунул телефон в карман и, вспоминая недавний разговор, провел рукой по щекам. «Он многому меня учил…» «Могу проболтаться».

«У меня нет дядюшки Альфи. И вообще нет никакого дядюшки…»

— Так кто же такой этот Альфи, черт его побери? — спросил себя Ребус, глядя на свое отражение в оконном стекле.

Запах крови повсюду — даже в камне…

Ребус вошел в офис ОРНП на Феттс-авеню и увидел, что тара уже прибыла. Питер Блисс и Элейн Робисон наклеивали ярлыки и укладывали папки.

— Явился помочь? — воззвала Робисон.

— Это все отправится в канцелярию прокурора? — Он наподдал коробку.

— Да, туда, — отозвался Блисс. — Там они будут в порядке — не то что по прибытии.

— Ты не волнуйся, — добавила Робисон, — мы пару штук тебе оставили. Чтобы не чувствовал себя в стороне.

— А где наш постреленок Дэнни?

— На очередной встрече с большими шишками.

— Что, ему светит место?

— Похоже на то, — признал Блисс.

— Совсем от рук отобьется, — заметил Ребус.

— Ну, нам-то уже будет все равно. Наше дело теперь смотреть сериалы и гнать от дверей продавцов залежавшейся хрени.

— Вместо залежавшихся уголовных дел, — с улыбкой добавила Робисон. — Впрочем, я, может быть, сперва ненадолго съезжу в Австралию.

Она взяла со своего стола фотографию моста Сидни-Харбор и поцеловала ее. Потом обратилась к Ребусу:

— В следующую пятницу мы собираемся выпить и закусить.

Ребус снял пустую коробку со своего стула и сел за стол:

— Я посмотрю, что у меня в ежедневнике.

— Как тебе Инвернесс? По телевизору смахивало на цирк.

— Прессу хлебом не корми — дай им нового Соуни Бина, чтобы нас напугать.

— Кого-кого?

— Был такой людоед — может, вымышленный.

— А к Грегору Маграту заезжал? — спросил Блисс.

Ребус кивнул:

— И передал ему новости.

— Как он воспринял?

— Философски.

— Хорошее он там нашел местечко?

— В тихий день, наверно, неплохое…

Блисс фыркнул:

— Знаешь, до отставки Грегор всегда гонялся за солнцем. Они с Маргарет возвращались с Тенерифе черные как смоль.

— Маргарет — это его жена? — Ребус вспомнил фотографии на книжной полке. — Когда она умерла?

— За два года до его отставки. Жаль — он приносил туристические буклеты, всем рассказывал, куда они с Маргарет поедут, когда он получит золотые часы. Как он там поживает?

— Вроде ничего. Тебя здесь не было, когда к нему пришла Нина Хазлитт?

— Кажется, нет. Он бы сказал.

— Это было году в две тысячи четвертом.

— Значит, сразу перед моим приходом.

— Он никогда о ней не говорил?

Блисс помотал головой.

Кто-то пробарабанил в открытую дверь. Ребус поднял взгляд и увидел Малькольма Фокса.

— Мы можем поговорить? — спросил Фокс.

— Раз вы должны — конечно, — ответил Ребус.

— Тогда пойдемте в коридор…

Ребус последовал за ним в логово «Жалоб». Фокс набрал код на цифровом замке, не забыв прикрыть его телом от посторонних глаз. Помещение было того же размера, что и офис ОРНП, — те же столы, такие же ноутбуки и окно с видом на Феттс-авеню. Их здесь ждал еще один чин. Приблизительно возраста Ребуса, но жилистее, с древними шрамами от угрей на щеке. Ребус подумал, что этот тип прекрасно сыграет злого следователя в параллель с добрым Фоксом. Или наоборот. Фокс представил его как Тони Кея, потом предложил Ребусу сесть.

— Я постою.

Фокс пожал плечами, потом присел на угол стола Тони Кея.

— Я думал, вы еще на севере, — сказал Фокс. — Поэтому я сначала позвонил в Инвернесс, но там мне сказали, что вас оттуда выперли. — Он сверлил глазами Ребуса. — Не объясните почему?

— Я выставил их дилетантами. Вы же знаете, как болезненно к этому относятся люди из других подразделений.

— Значит, это не имеет никакого отношения к Фрэнку Хаммелю?

— С какой стати?

— С той, что есть фотография, на которой вы дружески распиваете с ним виски, — встрял Тони Кей.