– Действительно улетают, – встав на ноги и не забыв подхватить винтовку, сказал старшина. Повесив оружие на плечо, он осмотрелся и крикнул: – Иванов?

– Тут я, – поднялся тот из травы метрах в сорока от нас. – Улетели?

– Улетели. Идём, командира проверим и Стёпку, что-то я у машины никого не вижу… А где твоё оружие, дружок? – вдруг спросил он у водителя.

– В машине, – указал тот на горевшую полуторку. – Где ему ещё быть?

– Ты мне тут поговори ещё, снова хочешь получить пару нарядов за утерю оружия? В третий раз уже.

– В третий раз оружие теряет? – заинтересовался я, следуя за старшиной и красноармейцем прямо по полю к ЗИСу.

– В третий раз оно сгорает, – ответил старшина, пристально поглядывая в сторону их второй машины. То, что никто так и не появлялся на виду, его заметно тревожило, отчего мы прибавили ходу, перейдя на бег.

Дорога, по которой ехали, конечно, была не основной трассой, по просёлкам мы двигались, но и тут беженцы были. Не знаю, почему старший колонны игнорировал просьбы подвести уставших путников, многие были с детьми и стариками, но попутчиков мы не брали. Вот и сейчас, беженцы, которые во время налёта тоже разбегались, все знали, а многие на собственном опыте, как немецкие асы любят развлекаться, расстреливая с неба из пулемётов и пушек такие вот колонны безоружных людей. Тут, к счастью, этого не произошло, были более достойные цели, но всё же попрятались все.

Так что, когда стали вставать из укрытий люди, я не удивился, а вот то, что трое направились к тому грузовику, к которому мы спешили, заставило насторожиться. Подбежали мы почти вместе. Из кабины через проём открытой двери свешивалось тело командира, всё же старший лейтенант, судя по петлицам. Он был убит, а водитель обнаружился метрах в трёх от кабины машины, лежал в траве. Спину его пятнали пулевые отверстия, но он ещё был жив.

Оба сапёра, проверив командира, бросились к водителю. Там уже было трое беженцев, мужчины лет тридцати суетились вокруг, один деревенским фельдшером оказался, ну, а я стал осматривать машину. Спасёт её только полная замена основных частей. У машины даже задний мост был вырван, а с мотора текло, как масло, так и вода из пробитого радиатора. Отремонтировать в полевых условиях не реально, это я вам как профессионал говорю. Много я таких разбитых машин за этот месяц войны видел.

Осмотрев машину, я подошёл к сапёрам, как ни странно состояние раненого водителя было стабильным, он даже в сознании был, его заканчивали бинтовать, поэтому я спросил у старшины:

– Какие планы?

– Возвращаться обратно в часть будем, – вздохнул тот. – Стёпку вот врачам передадим и вернёмся.

– Понятно, – кивнул я, поправляя на плече лямки сидора. – Значит, прощаемся, мне с вами теперь не по пути.

– Пока, – кивнул старшина, он помогал с перевязкой, а водитель его, тот самый Иванов, стоял рядом с винтовкой раненого на плече, тот как раз, выбегая, прихватить её не забыл.

Попрощавшись с сапёрами, я направился к дороге, по которой редкой цепочкой шли беженцы. Надежда поймать попутную машину была, но мизерная. Приказ недавно по войскам прошёл, в основном по тыловым подразделениям, – не брать попутчиков, запрещалось это, особенно с грузом. Правда, многие водители и командиры игнорировали этот приказ, беженцев многие подвозили, особенно, когда пустые и по пути, поэтому, почему не взял их тот неизвестный командир-сапёр, я до сих пор не понимал. Может, уставник и инструкции выполнял, может, опасался попасть вот в такую ситуацию, где погибнуть мог не только он, но и беженцы, всё возможно, чего теперь гадать? Сам вот я тоже не брал попутчиков, но это и понятно, в тыл я в основном задержанных вывозил, куда брать-то было?

Выйдя на дорогу, я снял пиджак, повесил сверху на сидор, а сам вещмешок надел и, поправив лямки, чтобы не врезались в тело, энергично зашагал дальше. Кепка на голове спасала от теплового удара, было слишком жарко, чтобы сверху ещё пиджак накидывать. Для ночёвки он пригодится. Только и сделал, что отряхнул его от дорожной пыли.

Шагал я быстро, несмотря на тяжёлую ношу, на ногу я лёгок был, так что обгонял уставшие группы беженцев, экономно тратя силы. Вот вода из фляги уходила быстро, пил я часто, но и пополнял почти сразу. Один раз у колодца очередной деревни, там много беженцев собралось, чтобы воду залить, даже небольшую очередь отстоять пришлось, потом в быстрой речке, вода там холодная была и вкусная. То, что можно пить из рек, я удивлялся в первое время, а потом ничего, привык. Сейчас же не современный мир, планета не так изгажена, как это будет в будущем, так что пил я из речек без опаски.

Конечно, с сапёрами мне не повезло, не довезли, но и горевать не стоит, всё же километров сорок они мне скостили с пути, ещё пару дней пёхом топать, и вот он, Киев. Тут недалеко осталось, километров сорок примерно, и то, если по прямой. Думаю, сегодня успею ещё пройти километров пять, и можно на ночёвку вставать и насчёт ужина покумекать. Позавтракал я сегодня утром с парнями, обедом меня накормили в особом отделе армии, с которым мы работали и куда я ранее доставлял задержанных. Как раз успел поесть, перед тем как меня к сапёрам отправили, а вот ужина пока не было, да и живот напоминал, что пора поужинать, мол, хватит его обманывать водой.

После той речки я прошёл ещё километров шесть и, посмотрев на заходившее солнце, свернул в сторону рощи, что виднелась в километре от дороги; ночевать на обочине, как другие беженцы, я не хотел. Те, у кого ещё оставались силы, последовали моему примеру, но таких было очень мало. Добравшись до рощицы, я устроился особняком, на опушке, в стороне от других групп, и, ножом вырыв ямку, развёл костёр, подвесив над ним котелок. Воды тут негде было набрать, так что для чая я использовал воду из полной фляги, как раз пол-литра должно хватить, что-то проголодался. Сделав бутерброды из слегка зачерствевшего хлеба и тушёнки, я вскипятил воды для чаю, заварка у меня была. Немного, но всё же. Поев, стал пить чай вприкуску с сахаром. Меня так пограничники научили, и я уже не мог отделаться от этой привычки. Макаешь кусок сахара в чай и сосёшь, потом глоток делаешь из кружки. Привычка, что тут скажешь. Да и экономия заметная, чем сам чай сластить.

За всё время пути, что я прошёл пёхом, с момента расставания с сапёрами, ни одну попутную машину остановить не удалось. Не реагировали водители, хотя движение по этим полевым дорогам было, причём солидное. Основное шоссе-то забитое, вот тут и гоняли командиры свои машины. Были и транспортные колонны обеспечения, и санитарные, многих видел. Особо я не печалился, по времени успевал, и это главное.

После ужина, собравшись, я отошёл от костра, нашёл кустарник и, забравшись в него, нагрёб листья на постель. Там уже, завернувшись в пиджак и используя сидор как подушку, спокойно уснул. Уже совсем стемнело, да и устал я, так что быстро провалился в сон.

Проснулся я от крика, мне показалось, кричала женщина, и крик прервался так, как будто ей заткнули рот. Открыв глаза, я приподнялся на левом локте и, осмотревшись, прислушался. Уже было утро, посветлело, значит, можно собираться, однако и постороннего шума я больше не услышал. Быстро встав на ноги, вернее на четвереньки, ветки кустарника не давали встать в полный рост, и, держа наготове пистолет, я выполз наружу, оставив вещи на месте ночёвки, и снова прислушался. В этот раз я услышал далёкий говор и быстрым шагом направился туда. Крик мне не понравился, плохой крик. Понять, что в нём не так, я не смог, но не понравился он мне просто до жути. Двигался я от дерева к дереву, на миг замирая, как и учили меня погранцы, держа всё вокруг под своим вниманием, так что неизвестных заметил первым. Более того, смог подкрасться к ним практически вплотную, так как за округой они не смотрели вообще.