Мужчина заметил Лику и забеспокоился. Они явнобыли знакомы, потому что Ангелина внезапно встала и подсела к соседнемустолику. О чем они говорили. Юля не слышала, но парочка поднялась и ушла. Ликавернулась назад бледная и расстроенная. На все вопросы лишь махнула рукой иотговорилась: “Знакомого встретила”.

Но Юля поняла, что в “Славянском базаре”подруга случайно натолкнулась на своего таинственного любовника,развлекавшегося с другой. Малькова просто недоумевала, как такой далеко немолодой и не слишком красивый человек мог понравиться Лике. Возмущало, что онпосмел променять красавицу подругу на какую-то швабру.

Но в начале октября ситуация изменилась. Водну из суббот Лика пошвыряла вещички в чемодан и сообщила, что едет с любимымна дачу, где проведет недельный отпуск. Юлю она попросила сообщать всем, чтоЛика уехала с ней.

Малькова попробовала вразумить подругу:

– Значит, позвонят и спросят, где ты, яотвечу:

"Она отправилась со мной на дачу?” Тебене смешно?

– Ой, – отмахнулась Лика, – ну придумаешьчто-нибудь, вернулась на один день….

Она побежала к лифту и махала подруге до техпор, пока створки кабины не закрылись. Такой ее Юля и запомнила – счастливой,смеющейся и удивительно красивой. Больше они не виделись.

Спустя недели две после известия о Ликинойсмерти к Юле явилась Ксюша и забрала себе все вещи покойной сестры.Беременность была уже здорово заметна и не красила девчонку.

– Видели жабу на сносях? –поинтересовалась Малькова. – Вылитая Ксюха. Сгребла платья, туфли, косметику изванной и все интересовалась, где Лика деньги держала. Падаль просто! Как тольков одной семье такие разные дети родятся!

– Где Лика встречалась с любовником, еслитот был женат?

– Так у него своя квартира, – поведалаЮля, – где-то на проспекте Вернадского. Лика как-то раз обронила, что от метров двух шагах.

Страшное подозрение закралось мне в голову, незря Лидия Борисовна обмолвилась про Лику, понося Павловских.

Я спустилась на улицу. Теплый майский воздухприятно обволакивал тело. Чудесная погода: ни жарко и ни холодно, жаль, чторедко такое в Москве бывает. Пейджер молчал. Вздохнув, я вытащила телефон исвязалась с Виолеттой Сергеевной:

– Квартиру убрала, хочу отдать ключи.Профессорша сказала неожиданно раздраженным тоном:

– Хорошо, приезжайте.

Кажется, чем-то прогневила первую дамуроссийской экономики.

Дверь открыла сама академша.

– Ну! – довольно грубо обратилась она комне. – Давайте ключи.

Я протянула железное колечко. Виолетта пошлана кухню, я покорно двинулась за ней.

– Вы, однако, забывчивы и неаккуратны, –неожиданно сообщила жена академика.

– Что случилось? – старательно изобразилая испуг.

– А белье? Когда наконец принесете изпрачечной белье? Просто безобразие! – возмутилась Павловская.

Да уж, совершенно забыла. И куда моглазасунуть квитанцию? Скорей всего валяется в сумке. По счастью, чтобысоответствовать образу казанской нищенки, я постоянно таскала один и тот жеридикюль. Впрочем, сегодня слегка потеряла бдительность и явилась под “царскиеочи” в эксклюзивном летнем костюме от “Шанель”. Но этот элегантный наряд неслишком бросался в глаза. К тому же юбка из чистого льна здорово помялась.Скорей всего Виолетта не догадается об истинной стоимости вещи.

Я раскрыла ужасную сумку и приняласьперебирать содержимое. Блокнот, ключи, ручки, губная помада, зажигалка,сигареты, пара бумажек с адресами… Где же квитанция?

– Потеряли, – злобно констатировалаВиолетта, – теперь целая проблема выручить собственные простыни, а все из-завас! Потрясающая беспечность! Разгильдяйство в быту – неаккуратность в научныхработах. Вот Альберт Владимирович…

Она зудела, как жирная осенняя муха, без концаупрекая меня во всех грехах. От злости я схватила ридикюль и бесцеремонновытряхнула его содержимое на кухонный стол. В груде нужных и ненужных вещейсверху оказалась квитанция.

– Вот, – радостно сообщила я, – сейчаспринесу.

Но Виолетта Сергеевна не отвечала.Остановившимся взглядом старуха смотрела на вываленные из сумки вещи. Лицо ееслегка посерело, на лбу выступила бисерная испарина. С непонятно откудавзявшейся хрипотцой в голосе профессорша тихо спросила:

– Зачем носите золотую цепочку вместе сключами, порвать можно.

С этими словами она вытащила из груды мелочейцепочку с крестиком, ту самую, что нянька сняла с шеи подброшенного младенца.Повертела вещицу в руках, оглядела крестик и уже спокойно произнесла:

– Оригинальное плетение, и крестикнеобычный, с гравировкой, ваш?

– Нет, вещь принадлежала подруге, мнедосталась по наследству.

– Ах вот как! – протянула Виолетта истала наливать воду в стакан.

– Катя умерла, я взяла цепочку на память.Вода перелилась через край и побежала на стол. Профессорша отставила бутылку.

– Ваша подруга была пожилой?

– Нет, как раз недавно сорок исполнилось.

– Надо же, – продолжала проявлятьнепонятный интерес профессорша, – а что случилось? Несчастный случай?

– Ее убили, – коротко ответила я, – понепонятной причине. У нее вообще была несчастная судьба. В детстве матьподбросила ее к подъезду Дома малютки, потом жизнь плохо сложилась. Работалапортнихой, родила сына, и вот нелепая смерть.

– Какие страсти творятся у вас в Казани,– вздохнула Виолетта, откладывая цепочку.

Я внимательно поглядела на старуху. Что-то ненравится мне ее чрезмерный интерес! Назову-ка фамилию и посмотрю, какотреагирует профессорша!

– Она жила в Москве, кстати, недалеко отвас, на Зеленой улице. Катя Виноградова, Екатерина Максимовна. Так что бедныйРоман теперь сирота. Ну-ка, бабуля, как воспримешь имя ответчика? ВиолеттаСергеевна вцепилась руками в стол. Костяшки пальцев побелели от напряжения.

– То есть вы хотите сказать, что крестикпринадлежал Екатерине Виноградовой? Это ее мать подкинула?

– Ну да, – ответила я, недоумевая, чтовызвало такой ужас.

Конечно, фамилия Ромы должна вывести старухуиз себя, но ведь не до такой же степени.