Кормят тоже хорошо. Заботливо очищают рыбу от костей и по кусочку кладут мне в рот. И чашу с питьем подносят к самым губам.

А вот не буду ни есть, ни пить!

— Улла! — в голосе подошедшего Магни звучал укор. — Посмотри, тебе отдают лучшую еду. Надоела рыба? Могу предложить мясо. Или меда вместо воды принести? Только скажи, все будет. Но не отказывайся, не оскорбляй тех, кто заботится о тебе!

Я же у него и виновата!

— Мне что, благодарной быть надо? За то, что слово свое нарушаешь? Или за честь оказаться на Черном камне с перерезанной глоткой?

— Ну, зачем же так? День летнего Солнцестояния еще далеко. Я сделаю все, чтобы тебе хорошо жилось до того времени. Хочешь новые наряды, или красивые браслеты…

— Ты мне их уже подарил, — повожу плечами, привлекая внимание к рукам.

— Ну, извини. Оставлять тебя на свободе опасно. Не хочу, вместо красивой и смелой жены обнаружить однажды берсерка.

— Больно!

Понял, наконец.

Магни перерезал веревку, бережно растер затекшие кисти и, осмотрев сочащийся кровью рубец, приказал:

— Воды принесите, и чем перевязать!

Лечение ссадин у северян своеобразное — засунули мои руки по локоть в морскую воду, и заставил терпеть, пока соль разъедала содранные запястья. Потом перемотали полосой ткани. И — снова связали. Только теперь подложили под веревки толстый слой мягкой кожи.

— Придется потерпеть.

— А у меня есть выбор?

— Нет, — Магни согласился легко, отняв последнюю надежду на спасение. — Уже сказал — не развяжу. Прости, жена… но я тебе не верю.

— Конечно. Ты уверен, что все вокруг, как и ты, хозяева своим словам: захотел — дал, захотел — обратно взял…

— Не вини меня за то, что я выполняю волю Богов. Кто из смертных осмелится им перечить?

Задело? Задело. Иначе с чего разозлился? Значит, понимаешь свою неправоту. Ну, так я добавлю! Сейчас твое чувство вины — мой союзник.

— Еще недавно Боги совсем не страшили тебя, ярл! Ты был готов сражаться с каждым по отдельности и со всеми разом, лишь бы своего добиться…

— Зачем мне сражаться с теми, кто на моей стороне? Тем более — сердить их? Под рукой Небесного Конунга я добьюсь большей славы!

— Разве? А не почетнее ли остаться в памяти потомков воином, бросившим вызов Богам?

— Моим детям вполне хватит того, что их отец подарил им мать-валькирию. И, знаешь, наверно, ты тоже удостоишься песен. Только кем в них останешься? Злой женой, старающейся разлучить влюбленных, или союзницей, отдавшей жизнь ради счастья мужа? Если будешь вести себя хорошо, я постараюсь, чтобы о тебе осталась добрая слава.

Кем я останусь в памяти северян волнует меня меньше всего… Единственное — я не должна стать той, что запятнает честь рода. Поэтому…

— До назначенного дня далеко. Я все это время буду лежать вот так? Связанной, словно овца?

— Овцу бы не пришлось связывать. И… мне и вправду жаль.

Похоже, он сам не знает, что дальше. Плохо. Так я не могу придумать, как действовать.

А "Поцелуй Валькирии" тем временем развернулся, взяв курс к Островам. Мы возвращаемся домой?

Нельзя! Избежать жертвоприношения на Островах будет трудно, да и смысла нет. Как потом выбираться с этого каменистого клочка суши, который вечно треплют холодные ветра и бичуют колючие волны, смешанные с ледяной шугой?

Значит, надо действовать немедленно! И пусть драккар станет игрушкой стихии, рано или поздно она принесет его к берегу. Если повезет, то к материку, а там уж я разберусь, что делать.

Но как освободиться от пут? Выход один: отпустить Голод, позволить ему захватить тело и надеяться, что без контроля разума оно не окажется в серых волнах, которые так стараются размолоть корабль в труху.

Голод я выпустила на одном из крохотных островков, что серыми обломками клыков пронзают водную поверхность, а в шторм полностью скрываются в мешанине брызг, пены и ветра. Северяне использовали эти скалы для ночевок, если не предвиделось бури — спать на твердой поверхности куда надежнее, чем на просмоленных досках, под которыми затаилась бездна.

Битва с дикарями аукнулась многим. Почти все получили царапины, а двое оказались серьезно ранены. Стрелы нашли плохо защищенные места, и северянам оставалось только радоваться, что на костяных наконечниках не оказалось яда.

Но заживали раны очень плохо. Перевязывать приходилось дважды в день, вычищая до чистой крови. Её запах частенько будоражил мое чутье, хоть я садилась как можно дальше.

В это раз мне помог ветер. Я жадно поймала его холодные потоки, почуяла запах дыма от костра, каши с солониной и… человеческой крови. Совсем слабый, но Голод требовательно зашевелился, а нити напряглись, ожидая очередной порции колдовства.

Я закрыла глаза, сосредотачиваясь только на сводящем с ума аромате. Голод уже не ворочался, он бесновался, раздирая внутренности железными когтями и выл, да так, что его услышали и северяне.

— Есть хочешь? Потерпи немного…

Не в добрый для себя час Магни решил подбодрить морскую жену. Потому что именно в этот момент я отпустила на волю того, с кем боролась много лет, со дня своего появления в замке, моего союзника и палача. Последнее, что почувствовала, погружаясь в темноту безумия, лопающиеся веревки на лодыжках и запястьях. И крик. Почти такой же страшный в своем отчаянии, как и крик брата тогда…

Разбудил холод. Глаза не открывались, ресницы склеила какая-то корка. Пришлось сдирать ее руками. Она крошилась, рассыпалась на множество крупинок, а попав под веко, царапнула глаз.

Высохшая кровь покрывала не только меня, а и землю, камни, скарб, что перенесли с корабля. Кишки вперемешку с кусками тел, гирляндами свисали с валунов, а глаза оторванных голов незряче пялились в никуда. Но это ничто по сравнению с тем, что я устроила на поле боя много лет назад, повинуясь королю, которому служила столь же рьяно, как и первый Орв, отдавший ради господина Замку собственного ребенка.

Голод ворочался где-то глубоко. Даже такая жертва не утихомирила его насовсем. Нити дрожат, готовые порваться. Пытаюсь их укрепить, надеясь услышать на том конце Замок. Отклика нет, но и это уже привычно.

Ощущения от засохшей кожи неприятные. Я скидываю грязную одежду и спускаюсь к воде.

Лето здесь, на севере больше напоминает раннюю весну, когда солнце уже превратило снег в лужи, а на то, чтобы прогнать холод, сил не хватило.

Преодолевая озноб, как следует прополаскиваю плащ и платье в море. Но соленая вода только сделала вещи тяжелыми, едва размочив кровавую корку. Так не пойдет! Нахожу камень и, скомкав ткань на валуне, как с силой прохожусь по ней, вкладывая в удары все силы. Их немного, так что вожусь долго. Наконец, одежда более-менее отстиралась. Раскладываю ее на камнях, сохнуть на солнце и ветру, и занимаюсь собой.