детективы Лэнфорда предприняли усилия по проверке утверждений бандерши. Чернокожая горничная Фанни Джонс (Fannie Jones), работавшая в доме на Пьемонт-авеню и находившаяся там вечером 25 апреля, категорически исключила возможность 6-и телефонных звонков в тот день в интервале с 18:30 до 22:30 [Формби утверждала, будто Лео Франк звонил именно в это время].

Свидетель из числа мужчин, якобы игравших с Формби в карты, также опроверг рассказ Нины, заявив, что карточной игры вечером 25 апреля в доме на Пьмонт-авеню не велось и телефон позвонил за весь вечер только 1 или 2 раза. Совершенно аналогичные показания дали ещё два человека, признавшие своё пребывание в доме свиданий тем вечером — их фамилии не разглашались, но письменные показания полиции они предоставить согласились.

Также сомнения в правдивости показаний Формби укреплялись тем обстоятельством, что дамочка испытывала значительные материальные затруднения. Финансовое положение её сделалось настолько шатким, что во время отсутствия Нины в первой половине июня бакалейщик, снабжавший её заведение продуктами и выпивкой, подал в суд, добиваясь официального объявления банкротства владелицы. Мировой судья постановил вывезти мебель из квартиры Формби на специальный склад арестованного имущества, поэтому Нина, возвратившись в Атланту в середине месяца, обнаружила собственное жилище с голыми стенами. Решив, что её вчистую обнесли воры-«домушники», она помчалась к Лэнфорду, доказывая, что с нею сводят счёты некие лица, мстящие за её участие в деле Мэри Фэйхан. Детективы Чевинг (Chewning) и Норрис (Norris) быстро разобрались в подлинной причине случившегося, но история получила нежелательную огласку, что никак не могло понравиться ни Лэнфорду, ни Дорси.

Поскольку свидетели дезавуировали утверждения Нины Формби, да и сама она являлась дамочкой слишком экспрессивной и «проблемной», возня вокруг притона с почасовой сдачей номеров «законникам» надоела. 20 июня шеф детективов Ньюпорт Лэнфорд сообщил газетчикам, что по его мнению Нина Формби участия в судебном процессе не примет и её показания интереса для обвинения не представляют.

На этом, казалось бы, и сказке конец — бандершу выбросили из сюжета вон, причём в том самом же стиле, как это было проделано с «полковником» Фелдером. Но — нет! — из дальнейшего хода событий мы увидим, что энергичная мадам ещё напомнит о себе и вообще её история в определенный момент [спустя много лет] получит звучание и наполнение совершенно неожиданные для современников тех далёких событий.

23 июня солиситор Дорси вернулся из Нью-Йорка, где проводил недельный отпуск и сразу же собрал совещание со своими помощниками Стивенсом (E. A. Stephens) и Хупером (F. A. Hooper) и некоторыми другими служащими окружной прокуратуры. После него Дорси объявил, что считает сторону обвинения полностью готовой к процессу и уже через неделю — 30 июня — он уже может появиться в здании суда. Разумеется, итоговое решение по этому вопросу оставалось за судьёй Роаном.

В тот же день — 23 июня 1913 года — со ссылкой на судью Роана была распространена информация о том, что суд по обвинению Лео Франка в убийстве начнётся 30 июня, то есть через неделю.

Однако уже на следующий день — 24 июня — появилось новое сообщение, из которого следовало, что судья Роан принял решение перенести начало уголовного процесса на 28 июля, то есть практически на месяц. Для обоснования неожиданного пересмотра принятого накануне решения была использована неопределенная формулировка «после совещания с обеими сторонами».

На самом деле, перенос начала судебного процесса был выгоден лишь одной стороне — защите Лео Франка. Сторона обвинения к концу июня была уже надлежащим образом подготовлена и рвалась в бой, прекрасно понимая, что перенос процесса определенным образом расхолаживает свидетелей. Кроме того, защита, располагавшая большими материальными ресурсами, могла определенным образом воздействовать на свидетелей в своих интересах, что могло создать серьёзные проблемы обвинению.

По этой причине солиситор Дорси 1 июля предложил открыть судебный процесс через неделю — 7 числа — однако эта инициатива была отклонена судьёй Роаном ввиду его большой загруженности. В тот день судья назвал другую дату возможного открытия процесса — 14 июля, однако, быстро выяснилось, что в тот день адвокаты обвиняемого Россер и Арнольд будут участвовать в другом судебном заседании (причём действовать им предстояло против друг друга!), так что и это предложены было отклонено. После некоторых препирательств стороны вернулись к тому, чтобы считать датой начала суда 28 июля, то есть тот самый день, что назывался ранее.

Некоторое время никаких новостей ни со стороны защиты Лео Франка, ни от обвинения не поступало. 10 июля стало известно, что эксперт по дактилоскопированию и идентификации личности по фамилии Флетчер (L. J. Fletcher), работавший в федеральной тюрьме и привлеченный к поиску отпечатков пальцев на конверте, найденном частным детективом МакУортом под ящиками в холле карандашной фабрики, закончил свою работу безо всяких результатов. Отпечатков пальцев, пригодных для идентификации, он не обнаружил.

А вот 11 июля взорвалась настоящая информационная бомба. В тот день местные газеты распространили сообщения о появлении в деле важнейшего свидетеля, чьи показания были способны перевернуть версию обвинения. Речь шла о некоем страховом агенте Уилльяма Минси (W. H. Mincey), до того не фигурировавшем в материалах расследования. Адвокаты Франка не только сообщили газетам имя этого человека и краткую суть его показаний, но и передали газете «The Georgian» полный текст его заявления, заверенного нотариусом.

Невероятный во многих отношениях рассказ страхового агента заключался в следующем. 26 апреля — в день убийства Мэри Фэйхан — он шёл по улицам Атланты и на пересечении Электрик-авеню (Electric avenue) и Митчелл-стрит (Mitchell street) повстречал чернокожего мужчину, сидевшего с поникшей головой. Минси прошёл мимо него, но тут негр словно бы очнулся, поднял голову и громко спросил: «Кто это?» Негритянка, проходившая в это время рядом ответила, имея в виду Минси, что «это политик». Страховой агент к этому времени уже отошёл от чернокожего примерно на 6 метров (20 футов), но услыхав за спиной эти слова, вернулся.

Минси заговорил с сидевшим негром и сразу понял, что тот нетрезв. Это, однако, не отбило у предприимчивого страхового агента желания пообщаться и в ходе довольно дружелюбной беседы он узнал, что его чернокожего vis-a-vis зовут Джим Конли и тот проживает в доме № 172 по Родс-стрит (172 Rhodes street).

Вот примерно такими заголовками во всю первую полосу газеты Джорджии сообщили о сенсационном прорыве в расследовании убийства Мэри Фэйхан, связанном с появлением нового свидетеля. Заголовок гласит: «Минси подтверждает факт признания и впервые рассказывает полную историю собственного заявления».

Минси решил предложить ему купить страховой полис. Негр, услыхав из уст незнакомца подобное предложение, почему-то разгневался, отпрыгнул в сторону и угрожающе закричал: «Я