— Ну а как Алан относится к твоей работе сейчас? Онкогда-нибудь выражал свое недовольство тем, что иногда тебе приходится работатькруглыми сутками или сопровождать меня на съемки?

— Пусть только попробует! — воинственно воскликнулаСтиви. — Иногда, правда, он принимается ворчать, но я не обращаю на этовнимания. Все мужчины такие собственники! Вот пусть и найдет себе женщинупопокладистее. Впрочем, Алан и сам много работает. В командировках он бываетеще чаще меня; правда, ему редко приходится покидать пределы Калифорнии, тогдакак я езжу с тобой по всему миру, но это не так уж и важно. Главное, за всевремя нашего знакомства он ни разу мне не изменил, хотя, я думаю, в молодостион был большим бабником. Насколько мне известно, я — первая женщина, с которойон живет достаточно долго. И до сегодняшнего дня у нас все было в полномпорядке. Спрашивается, зачем чинить то, что еще не сломалось?

— А он предлагал тебе выйти за него замуж?

— Нет, и слава богу, что не предлагал. Я боюсь только,что, если я задержусь в Париже еще на недельку, этого не миновать. Раньше Аландаже не заговаривал о браке, но теперь он упоминает об этом чуть не в каждомнашем разговоре. Раза два он даже сказал, что, по его мнению, нам стоило бызарегистрировать наши отношения, но конкретного предложения он мне не делал.Должно быть, он знает — я бы здорово разозлилась, если бы услышала от негочто-то подобное. И все равно в последнее время Алану явно кажется, что нам обоимпора остепениться и жить как все нормальные люди. Это у него что-то вродекризиса среднего возраста, а мне противно даже думать о том, чтобы делатьчто-то только ради того, чтобы быть как все. В конце концов, мы еще ненастолько старые!

— До старости вам далеко, — утешила ееКэрол. — И все равно это очень хорошо, что Алан чувствует своюответственность. Я бы очень расстроилась, если бы он продолжал «срывать цветыудовольствия», не думая ни о тебе, ни о будущем… Так ты будешь с ним наРождество?

— Наверное, да, хотя его мать — настоящая брюзга. Ейвсе кажется, будто для ее единственного сыночка я слишком рослая и слишкомстарая. Зато его отец очень милый пожилой джентльмен, да и сестры Алана мненравятся. Они, во всяком случае, умные — впрочем, как и Алан.

Последние слова Стиви показались Кэрол обнадеживающими.Поставив напротив них мысленную галочку, она подумала, что ее подруга,возможно, относится к Алану гораздо лучше, чем говорит. Потом Кэрол напомниласебе, что завтра надо будет позвонить Хлое и предложить ей приехать наРождество на несколько дней раньше. Им обеим было бы и приятно, и полезнопобыть вдвоем хотя бы несколько дней.

Еще некоторое время Кэрол лежала молча, размышляя о том, чтосказал ей Мэтью о Хлое, — о том, каким капризным, эгоистичным и требовательнымребенком она была. При этом он, похоже, даже приуменьшил ее недостатки, чтобыне слишком расстраивать Кэрол, зато теперь она почувствовала, что лежащее на ееплечах бремя вины стало не таким тяжелым. Несмотря на это, Кэрол решилапопытаться компенсировать дочери то, чего, как ей казалось, та недополучила вдетстве. От этого никто из них ничего бы не потерял, а выиграть могли обе.

Кэрол уже почти спала, когда Стиви задала ей еще одинвопрос, на какой можно отважиться только в темноте, когда не видишьсобеседника, но знаешь, что он ответит тебе искренне и с полным доверием.Кэрол, однако, вопрос Стиви застал врасплох.

— Скажи, ты все еще влюблена в Мэтью? —проговорила она, и Кэрол надолго задумалась. Она понимала, что этот вопроссерьезно занимает подругу, но она и сама еще не знала, что ответить. В концеконцов она произнесла слова, которые, как ей казалось, отражали сложившуюсяситуацию наиболее точно.

— Я не знаю, — сказала Кэрол и вздохнула.

— Но ты, надеюсь, не собираешься переезжать в Париж? —снова спросила Стиви, которая очень боялась потерять любимую работу. К ееогромному облегчению, на этот раз Кэрол ответила без колебаний:

— Не собираюсь. Во всяком случае, не ради мужчины. Ивообще, с какой стати я должна куда-то переезжать? Мне нравится Лос-Анджелес,нравится моя жизнь, и я не собираюсь ее менять.

Даже теперь, когда Энтони и Хлоя покинули дом, Кэролпродолжала любить его, своих друзей и теплый калифорнийский климат. Сырые серыепарижские зимы перестали ей нравиться, хотя она по-прежнему считала этот горододним из самых красивых в мире. Кроме того, когда-то она уже жила в Париже.Нет, никуда она переезжать не будет!

Она так и сказала Стиви, и вскоре после этого обе женщинызаснули, успокоенные тем, что ничто в их жизнях не изменится. Будущеепредставлялось им именно таким, каким они желали его видеть, — ясным,определенным, избавленным от разного рода переживаний и сюрпризов.

Когда на следующее утро Кэрол проснулась, Стиви уже встала,оделась и куда-то ушла. Сиделки тоже не было, и спросить, куда отправилась ееподруга, Кэрол было не у кого. Ее одиночество, впрочем, продолжалось недолго.Не успела она умыться и привести себя в порядок, как в палату вошли сиделка,которая принесла поднос с завтраком, и врач-невропатолог. Остановившись у кроватиКэрол, врач приветливо улыбнулась. Весь медперсонал отделения считал Кэролглавной пациенткой, и не потому, что она была знаменита, а потому, чтопоправлялась она гораздо быстрее, чем прогнозировали специалисты. Врач так исказала Стиви, которая появилась в палате минуту спустя, и та кивнула в знаксогласия. Стиви совершенно искренне гордилась успехами, которые сделала Кэролза последнее время, ей и в голову не приходило, что в этом есть и ее заслуга.

Сама Кэрол, однако, считала, что до полного выздоровления ейеще далеко. Отвечая на вопрос врача, она принялась перечислять вещи, которые ейдо сих пор не удалось вспомнить.

— Я забыла свой адрес и номер телефона, — сказалаКэрол. — Еще я забыла, как выглядит снаружи мой дом. Кухню, кабинет,спальню и сад я помню, а вот сам дом мне никак не удается себе представить; язнаю только, что он довольно большой. Еще у меня наверняка была экономка, нокак ее звали, я тоже забыла. Кроме того, я никак не могу вспомнить лицо отца,хотя его голос я слышу словно наяву. В Лос-Анджелесе у меня было много друзей изнакомых, но сейчас я бы вряд ли их узнала. А еще я мало что помню о двух своихзамужествах, особенно о последнем… — Это был очень длинный список, и врач,слушая его, невольно улыбнулась.

— Ну, насчет замужества еще неизвестно, что лучше —помнить или не помнить. Я, например, предпочла бы забыть оба своих брака. Этобыл сущий кошмар, — пошутила она, и Кэрол улыбнулась. — Вот что яскажу вам, — продолжала врач уже серьезным тоном. — В вашем положениисамое главное — терпение. Прежде чем ваша память полностью восстановится, можетпройти и несколько месяцев, и несколько лет. Что-то, вероятно, вы не сможетевспомнить никогда, но это будут, скорее всего, какие-то мелочи, которые поройзабывают и совершенно здоровые люди. Попросите друзей побольше рассказывать вамо вашем прошлом, смотрите старые фотографии, перечитывайте письма — это поможетподстегнуть вашу память. Ваши дети тоже смогут вам кое-что, рассказать. Послевзрыва и удара о стену в вашем мозге нарушилось кровоснабжение, и многиенейронные связи были повреждены. Теперь они восстановились, но мозг нужно сновазаставить работать. Это как в кино: когда в проекторе рвется пленка, необходимовремя, чтобы снова заправить ее в механизм, однако и после этого изображениенекоторое время прыгает и дергается, а звук «плывет». Так будет и у вас, но,если вы станете свистеть и швыряться попкорном в экран, это ни к чему хорошемуне приведет. Вам нужно набраться терпения, и постепенно все нормализуется. Сдругой стороны, чем больше вы будете нервничать, тем труднее и продолжительнеебудет ваш путь к окончательному выздоровлению.