суда запретили пользоваться водой из реки, исток которой находился на земле его брата, несмотря на то что это грозило гибелью посевам.

— Что вы делаете? — спрашивает она, когда я намеренно пропускаю поворот к зданию суда и подъезжаю к парку.

Мимо нас трусцой пробегает девушка с огромным задом, на поводке у нее декоративная собачка из тех, что больше похожи на котов.

— Мы опоздаем, — немного помолчав, произносит Анна.

— Уже опоздали. Слушай, Анна, что происходит?

Она смотрит на меня запатентованным взглядом подростков, будто говоря: нет ни малейшей вероятности, что мы происходим из одной эволюционной цепочки.

— Мы едем в суд.

— Я не о том спрашиваю. Я хочу знать, зачем мы едем в суд?

— Ну, Кэмпбелл, вы, похоже, прогуляли первый день в школе права, но я вас просвещу: как правило, это случается, когда кто-нибудь подает судебный иск.

Я опускаю на нее взгляд, не желая уступать.

— Анна, зачем мы едем в суд?

Она и глазом не моргнула:

— Зачем вам служебная собака?

Я постукиваю пальцами по рулю и обвожу взглядом парк. Место бегуньи заняла мамаша, которая рассеянно толкает коляску, не замечая усиленных попыток малыша выбраться из нее. С деревьев несется птичий гомон.

— Я никому не говорю об этом.

— Но я не просто кто-то.

Я делаю глубокий вдох:

— Очень давно я заболел, инфекция перешла на уши. Лекарства почему-то не помогли, и у меня повредился нерв. Левое ухо оглохло. Это не так уж страшно, если разобраться, но есть некоторые жизненные проблемы, с которыми я не могу справиться. Например, слышу приближение машины, но не могу определить, с какой стороны она едет. Или, когда в магазине кто-то оказывается позади и хочет обойти меня, а я не слышу просьбы. Я проходил тренировки вместе с Джаджем, чтобы в таких ситуациях он был моими ушами. — Я замолкаю. — Мне не нравится, когда люди меня жалеют. А потому это большой секрет.

Анна внимательно смотрит на меня:

— Я пришла к вам, потому что хотела, чтобы хоть раз все занимались мной, а не Кейт.

Однако это эгоистичное признание вываливается из нее как-то кособоко; оно просто ей не подходит. Этот судебный процесс никогда не подразумевал, что Анна желает смерти своей сестре, он весь был о том, что она хочет получить шанс жить.

— Ты лжешь.

Анна складывает на груди руки:

— Ну, вы первый солгали. Вы прекрасно слышите.

— А ты плутовка. — Я начинаю смеяться. — Ты напоминаешь мне меня самого.

— Это хорошо или плохо? — интересуется Анна и при этом улыбается.

Людей в парке становится больше. По дорожке идет группа малышей из детского сада; еще не очень уверенно держащиеся на ногах, они связаны друг с другом шлейками, как хаски в санной упряжке, и тянут за собой двух воспитательниц. Человек в одежде цветов почтовой службы США проносится мимо на гоночном велосипеде.

— Пошли. Я угощу тебя завтраком.

— Но мы опаздываем.

— Какая разница, — пожимаю я плечами.

Судья Десальво недоволен. Наша с Анной утренняя прогулка затянулась на полтора часа. Он сердито смотрит на нас с Джаджем, когда мы заходим в кабинет, где идет досудебное совещание.

— Ваша честь, прошу меня простить. Мне пришлось срочно сходить к ветеринару.

Я скорее чувствую, чем вижу, как у Сары Фицджеральд отвисает челюсть.

— Адвокат противной стороны объяснила это иначе, — говорит судья.

Я смотрю прямо в глаза судье:

— Ну, вообще-то, именно так все и было. Анна проявила сочувствие и помогала мне держать пса, пока у него из лапы вынимали кусок битого стекла.

Судья в сомнениях. Существуют законы против дискриминации инвалидов, и я использую это на всю катушку. Меньше всего мне хочется, чтобы он обвинил в задержке Анну.

— Есть ли возможность удовлетворить прошение без слушаний? — спрашивает Десальво.

— Боюсь, что нет.

Анна, скорее всего, не жаждет делиться своими секретами, что я могу только уважать, но она точно хочет довести дело до конца.

Судья принимает мой ответ.

— Миссис Фицджеральд, я так понимаю, что вы продолжаете сами представлять в суде свои интересы?

— Да, Ваша честь, — отвечает она.

— Хорошо. — Десальво смотрит на нас обоих. — Это суд по семейным делам, адвокаты. В семейном суде, и особенно во время слушаний, подобных этому, я обычно не придерживаюсь строго правил дачи показаний, так как не хочу превращать разбор дела в прения. Я способен отличить приемлемые доводы от неприемлемых, и если будет сказано нечто действительно требующее возражений, последние будут приняты во внимание, но я предпочел бы, чтобы слушания были проведены быстро, пусть даже не по всей форме. — Он смотрит на меня в упор. — Я хочу, чтобы все прошло как можно более безболезненно для тех, кто вовлечен в процесс.

Мы перемещаемся в зал суда. По размеру он меньше того, где разбираются уголовные дела, но все равно выглядит устрашающе. По пути я заворачиваю в холл при входе, чтобы забрать Анну. Когда мы переступаем порог, она замирает, глядя на отделанные деревянными панелями стены, ряды стульев, внушительных размеров судейское кресло и место для свидетелей за барьером.

— Кэмпбелл, — шепчет она, — мне ведь не придется стоять там и говорить, да?

На самом деле судья, скорее всего, захочет услышать ее показания. Даже если Джулия выступит в поддержку ходатайства, даже если Брайан займет сторону Анны, судья Десальво наверняка пожелает вызвать ее, чтобы узнать позицию самой истицы. Но если я скажу ей это сейчас, она разволнуется, а в таком состоянии приступать к слушаниям не годится.

Я вспоминаю наш разговор в машине, когда Анна назвала меня лжецом. Есть две причины не говорить правду: первая, потому что ложью вы можете добиться желаемого; вторая, потому что ложью вы можете уберечь кого-то от беды. Имея в виду обе, даю Анне ответ:

— Ну, я в этом сомневаюсь.

— Ваша честь, — начинаю я, — мне известно, что это не является общепринятой практикой, но я хотел бы сделать заявление до того, как мы начнем вызывать свидетелей.

Судья Десальво вздыхает:

— Разве это не то самое соблюдение церемоний, от которого я просил вас воздержаться?

— Ваша честь, я бы не спрашивал, если бы не считал это важным.

— Делайте, только быстро, — разрешает он.

Я встаю и подхожу к судье:

— Ваша честь, всю жизнь Анна Фицджеральд подвергалась различным медицинским процедурам ради блага своей сестры, не ради собственного. Никто не сомневается в том, что Сара Фицджеральд любит всех своих детей, никто не подвергает сомнению ее решения, принятые ради продления жизни Кейт. Но сегодня нам придется усомниться в тех решениях, которые она принимала за этого ребенка.

Я поворачиваюсь, ловлю на себе пристальный