взгляд Джулии и вдруг вспоминаю одно старое предписание этики. Теперь я знаю, что должен сказать.

— Вы, наверное, помните недавнее дело пожарных из Вустера, штат Массачусетс, которые погибли в пожаре, устроенном бездомной женщиной. Она знала, что огонь загорелся, и покинула здание, но не позвонила в девять-один-один, опасаясь возможных проблем. В ту ночь расстались с жизнью восемь человек, тем не менее эту женщину не признали виновной, потому что в Америке, даже если последствия оказываются трагическими, никто не в ответе за безопасность других людей. Вы не обязаны помогать тем, кто оказался в критической ситуации. Ни в том случае, если вы устроили пожар, ни когда проезжаете мимо места аварии, ни в ситуации, когда являетесь идеальным донором. — Я снова смотрю на Джулию. — Сегодня мы собрались здесь, потому что в нашей системе правосудия существует разница между законом и моралью. Иногда проще рассматривать их отдельно. Но очень часто, особенно когда они соприкасаются, правильное оказывается неверным, и наоборот. — Я возвращаюсь к своему месту и останавливаюсь перед ним. — Мы собрались здесь сегодня, — завершаю я свою речь, — чтобы суд помог нам всем лучше разобраться в сложившейся ситуации.

Мой первый свидетель — адвокат противной стороны. Я смотрю, как Сара неуверенной походкой идет к свидетельскому месту, как моряк, у которого после долгой качки подкашиваются ноги. Она занимает свое место, не сводя глаз с Анны. Сару приводят к присяге, но смотрит она только на дочь.

— Судья, прошу у вас разрешения допросить миссис Фицджеральд как свидетеля противной стороны.

Десальво хмурится:

— Мистер Александер, я искренне надеюсь, что вы и миссис Фицджеральд не нарушите рамок приличий.

— Все понятно, Ваша честь. — Я подхожу к Саре. — Назовите свое имя.

Она едва заметно вздергивает подбородок:

— Сара Крофтон Фицджеральд.

— Вы мать Анны Фицджеральд, и она ваш младший ребенок?

— Да, так же как Кейт и Джесса.

— Правда ли, что вашей дочери Кейт в двухлетнем возрасте был поставлен диагноз острая промиелоцитарная лейкемия?

— Это правда.

— В тот момент вы с мужем решили зачать ребенка, генетически запрограммированного на то, чтобы быть донором органов для Кейт ради ее излечения?

Лицо Сары каменеет.

— Я бы описала это другими словами, но да, при зачатии Анны такие соображения у нас имелись. Мы планировали использовать пуповинную кровь для переливания.

— Почему вы не попытались найти неродственного донора?

— Это гораздо более опасно. Риск смерти значительно повышался, если бы донором был не родственник Кейт.

— Сколько лет было Анне, когда она впервые отдала какой-нибудь орган или ткань своей сестре?

— Кейт провели переливание крови через месяц после рождения Анны.

Я качаю головой:

— Я не спрашивал, когда Кейт получила его. Я спрашивал, когда Анна отдала его. Пуповинная кровь была взята у Анны сразу после рождения, верно?

— Да, — отвечает Сара, — но Анна об этом даже не знала.

— Сколько лет было Анне в следующий раз, когда она отдала какую-нибудь часть тела Кейт?

Сара морщится, как я и ожидал.

— Ей было пять, когда у нее взяли донорские лимфоциты.

— Как это происходило?

— Забор крови из вены.

— Анна согласилась, чтобы ей воткнули в руку иглу?

— Ей было пять лет, — отвечает Сара.

— Вы спрашивали ее, можно ли ввести ей в вену иглу?

— Я просила ее помочь сестре.

— Правда ли, что Анну пришлось удерживать силой, чтобы ввести ей в вену иглу?

Сара смотрит на Анну и закрывает глаза:

— Да.

— Вы называете это добровольной помощью, миссис Фицджеральд? — Краем глаза я вижу, как брови судьи Десальво сдвигаются к переносице. — В первый раз, когда у Анны взяли лимфоциты, имелись ли какие-нибудь побочные эффекты?

— У нее были небольшие синяки. И слабая болезненность.

— Сколько прошло времени, прежде чем у нее снова взяли кровь?

— Месяц.

— В этот раз ее тоже пришлось держать?

— Да, но…

— Какие были побочные эффекты?

— Такие же. — Сара качает головой. — Вы не понимаете. Я прекрасно видела, что происходило с Анной, когда ее подвергали очередной процедуре. Не имеет значения, кого из своих детей ты видишь в такой ситуации, каждый раз у тебя разрывается сердце.

— И тем не менее, миссис Фицджеральд, вам удавалось справиться с этими чувствами, потому что у Анны брали кровь и в третий раз.

— Столько было нужно, чтобы получить необходимое количество лимфоцитов, — отвечает Сара. — Невозможно сразу точно провести забор.

— Сколько лет было Анне, когда ей пришлось снова пройти медицинское вмешательство ради здоровья сестры?

— Когда Кейт было девять, у нее началось воспаление и…

— И снова я спрашивал вас не об этом. Я хочу знать, что случилось с Анной, когда ей было шесть лет.

— Она стала донором гранулоцитов, чтобы Кейт справилась с воспалением. Этот процесс схож с забором лейкоцитов.

— Еще один укол иглой?

— Верно.

— Вы спрашивали Анну, хочет ли она быть донором гранулоцитов?

Сара не отвечает.

— Миссис Фицджеральд, — подталкивает ее к ответу судья.

Она поворачивается к дочери и обращается к ней с мольбой:

— Анна, ты знаешь, мы делали все это не для того, чтобы причинить тебе боль. Нам всем было больно. Если у тебя появлялись синяки снаружи, то у нас — внутри.

— Миссис Фицджеральд, — я встаю между ней и Анной, — вы спрашивали ее?

— Прошу вас, перестаньте. Мы все знаем историю. Я не стану отрицать ничего из того, что вы предъявите, чтобы раздавить меня. Я бы предпочла закончить с этой частью.

— Потому что вам неприятно снова слышать об этом, да? — Я понимаю, что переступаю тонкую черту, но за спиной у меня сидит Анна, и я хочу, чтобы она знала: здесь есть человек, который готов пробежать за нее дистанцию. — Когда все складывается одно к одному, общая картина уже не выглядит такой безобидной, правда?

— Мистер Александер, с какой целью вы задаете эти вопросы? — вмешивается судья Десальво. — Я прекрасно знаю, сколько медицинских процедур прошла Анна.

— Дело в том, Ваша честь, что мы имеем медицинскую карту Кейт, а не Анны.

Судья Десальво смотрит в пространство между нами:

— Заканчивайте, советник.

Я поворачиваюсь к Саре.

— Костный мозг, — бесстрастно произносит она, опережая мой вопрос. — Ей дали общий наркоз, потому что она была еще слишком маленькой, в гребни бедер ввели иглы, чтобы извлечь костный мозг.

— Это был один укол иглой, как при прочих процедурах?

— Нет, — тихо говорит Сара. — Их было около пятнадцати.

— В кости?

— Да.

— Какие на этот раз были побочные эффекты?

— У нее были боли, и ей давали анальгетики.

— Значит, на этот раз Анне самой пришлось провести ночь в больнице… и ей понадобилось принимать лекарства?

Сара некоторое время собирается с силами:

— Мне сказали, что забор костного мозга не считается сильно травмирующей процедурой для донора. Может