Девушка сглотнула нервный ком, восхваляя тьму за то, что та не позволяла Егору Александровичу увидеть её красные от смущения щёки. Жар словно захватил все её тело, не позволяя даже нормально дышать.

— Да о чём, Егор Александрович? — снова сглотнув, спросила она.

Пальцы мужчины коснулись её щеки и провели линию к подбородку.

— Хотел сделать новогодний подарок. — Егор вытащил из кармана маленькую коробочку, затем, не отстраняясь от студентки, сунул её ей в карман длинной кофты. — Мои устои не позволяли сказать этого ранее, да и я слишком ценю преподавательскую этику во всех её проявлениях. — Его голос резко охрип. Дыхание стало тяжёлым. — Но сейчас признаться во всём самое время. Зоя, я люблю тебя.

Между ними будто горел огонь. Так жарко, так тяжело даже просто сделать глубокий вдох. Его близость обжигала, будто не человек, а само солнце сейчас смотрит в её глаза, случайно касается кончиком носа. Встав на цыпочки, Зоя обняла его за шею и поцеловала. Резко, со страстью, на которую только была способна. Он прижал её плотнее к себе, погружаясь в этот безумный поцелуй, отдаваясь моменту, отдаваясь зову грешной плоти и мольбам бунтующей души. Горячие руки опаляли, плавили извивающееся под ними тело. Пальцы шаловливо нырнули под юбку и поднялись по бедру вверх, к талии. Нащупали шрам на животе.

— Не нужно. — попросила Зоя, осипшим голосом. Её рука остановила его через ткань, не разрешая двигаться дальше. — Не трогай его.

— Почему? — выдохнул мужчина ей в шею. — Это шрам?

— Да. Он уродлив, и я не хочу, чтобы ты его касался.

Убрав руку из-под её платья, Егор заключил девушку в крепкие объятия. — Шрам не способен изуродовать тебя. Одно несовершенство не перекроет всё то красивое, что есть в тебе.

— И что же во мне красивого? — с придыханием спросила она.

— То, как ты поёшь. — ласковые руки погладили её по коротким волосам. — Твои вечно искрящие глаза, та вера, с которой ты смотришь на мир. — Егор отстранился от неё. Заглянул прямо в глаза. — Твоё нежелание жить как все. — мужчина снова коснулся её губ в легком поцелуе. — Прошу, позволь увидеть его.

Зоя боязливо сжалась, но всё-таки одобрительно кивнула. Мужские руки принялись быстро расстёгивать пуговицы на её платье-рубашке. Одна пуговица. Затем другая. Холодный воздух коснулся разгорячившейся кожи. Мягко поцеловав прикрытую лифчиком грудь, Егор расстегнул ещё одну пуговицу, оголяя живот. Уже зарубцевавшийся шрам тянулся от края резинки тёплых колготок до левой груди. Такой длинный и действительно в каком-то смысле пугающий. Когда горячие пальцы мужчины коснулись его, Зоя закрыла глаза, прикусив нижнюю губу от страха и отвращения к собственному телу. Она не хотела, чтобы он это видел. Не хотела, но почему-то не препятствовала всему происходящему.

— Откуда он у тебя? — Егор сел перед ней на колени, проводя рукой по шраму. Свет из коридора был блеклым, но его хватало на то, чтобы рассмотреть его очертания.

— Авария. Не удержалась на мотоцикле.

— Тебе не стоит стесняться. — Зоя вздрогнула, когда его губы коснулись шрама. — Это часть твоей судьбы. Часть тебя.

Руки Зои вцепили в его плечи. Горячие поцелуи поднялись выше.

— Подожди. — хрипло попросил Егор.

Мужчина встал на ноги и, проверив, нет ли кого в коридоре, закрыл дверь, оставляя их двоих в полной темноте. Руки нащупали замок. Щелчок, и вот они уже ограждены от мира. Достав из кармана телефон, Егор включил на нём фонарик и положил его рядом с умывальником фонариком вверх, так, чтобы блеклый свет освещал туалет.

— Теперь можно продолжить. — он снова подошёл к девушке, одаривая её горячими ласками.

Глава 25

Зоя опаздывала. Уже почти на целых двадцать минут и пять секунд. Ангелина остужала горячий чай в бумажном стаканчике. Гриша, шурша пакетом, доставал купленную булочку. Мигающий электронный циферблат часов всё больше и больше раздражал следящего за временем Кирилла. В кофейню вошли две молодые девушки. Они громко смеялись, обсуждая, что выбрать. Краем глаза Дорофеева заметила длинные красные ногти у одной из подружек.

— Хватит нервничать! — Гриша покосился на Кирилла, который принялся барабанить пальцами по столу. — Придёт, куда денется?

Покупательницы взяли по два пончика с розовой глазурью и ушли, громко хлопнув дверью. После них в помещении остался аромат цветочных духов. За большими окнами вовсю бушевала метель. По дороге мчались машины. Знакомая машина уже бывшего преподавателя литературы, съехав с дороги, остановилась на парковке. Входить из неё никто не спешил. К барабанному бою пальцами присоединилось нервное топанье ногой.

— Ты чего так нервничаешь? — Ангелина с удивлением взглянула на друга. — Сейчас придёт.

Кирилл лег на столик, закрывая глаза. С нового года прошла неделя, а все его мысли были неожиданным открытием. Зоя Орлова ему нравится. Раньше и подумать о таком было смешно. Чувства были так же нелепы, как любовь брата к собственной сестре. После Марии, что будто сорняк разрасталась в его сердце, мыслях и душе, пуская ядовитые шипы во все живое в его теле, Кирилл и не думал желать любви. Только сердце нещадно щемило, а злоба закручивалась в тугую спираль, то выгибаясь, натягиваясь, словно тетива лука, то снова закручивалась, подобно телефонному старому проводу.

Этой ночью ему снились старые воспоминания. Вернее, жалкие их обрывки, будто навязчивая песня. Всё представали перед сознанием, дурманя его, погружая в радостное, хоть и с примесью печали, прошлое. Тёплый летний ветер, играющий свежей зелёной листвой. Они в девятом классе сбегают с последнего урока за мороженым в местный ларёк. Он смеётся, она лишь кротко улыбается, поправляя прядь на тот момент ещё длинных черных волос. А впереди — лето. Длинное и тёплое. С гулянками до позднего вечера. И совершенно беззаботное время. Слишком рано думать о будущем, слишком рано становиться на путь соперничества с обществом, с самим собой, пытаясь построить дом, придумать, как заработать на машину. Слишком рано начинать что-то доказывать себе и этому, черт возьми, миру!

Приятный холод больничных коридоров. Старая тетя Люда, мамина подруга, что приносила им в карманах халата дешёвые конфеты. Кажется, они были в жёлтых фантиках с изображением коровы и пахли сливками.

Они с Зоей всегда были необычны тем, что больница была для них площадкой для игр, вторым домом. Интересным местом, а не пугающей больницей, как это было у обычных детей. Когда она болела, он заболевал тоже по случайному стечению обстоятельств. Заходил за ней в палату, брал за руку и вел на процедуры, а она строила рожи, упираясь и морщась. Они были детьми