– Я тебе такие игрища устрою, что вовек не забудешь.

– Всегда к твоим услугам!

Фардана

Ночью я проснулась от того, что стало нечем дышать. Лед забивал горло и легкие, казалось, ледяные пики вырастают у меня в груди и ломают ребра, рвут внутренности. Таких сильных приступов я не помнила, но, кажется, поняла – чем ярче мои чувства и эмоции, тем сильней я страдаю.

Голос Фрида казался отдаленным гулом. Он поднял меня на руки и перенес ближе к огню, уложил на мягкие шкуры, а сам лег рядом. Я вытянулась вдоль его тела, чтобы насытить дикую потребность в чужом тепле.

– Моя гордая упрямая девочка… – шептал, гладя волосы и перебирая прядки, пока я стучала зубами. – Почему ты все время сопротивляешься? Всегда и всему сопротивляешься. Что и кому хочешь доказать? Ты не простила себя. Столько лет сама себя разрушаешь.

Я даже не знала, что эти руки, эти пальцы могут быть такими нежными, терпеливыми, трепетными. Они разрушали стены, что я годами выстраивала вокруг себя. Все силы, злость и боль, которыми я себя подпитывала, закончились, я больше не могла бороться.

– Да-да-да… ты прав… во всем прав! – вырвалось признание. – Я вспомнила… в тот день… я сказала: «Да будь я проклята!» Я сама себя прокляла, понимаешь?

От озноба зуб на зуб не попадал, я захлебывалась словами, будто ледяной водой. Вспышками мелькали эпизоды того дня, серое небо и птичьи крики. И кровь на камнях. Эти алые пятна и белое лицо брата навсегда врезались в память.

– Да тебя трясет. У тебя истерика, Фарди, – он приподнялся на локте, вглядываясь мне в лицо. – Завтра же заткнешь свою гордость, вредность и упертость куда подальше и начнешь слушаться меня. Вместе попробуем тебе помочь.

– Хорошо… Я сделаю так, как ты скажешь… Не уходи… не хочу быть одна…

Сейчас было все равно, что он обо мне подумает. Мне не разрешали проявлять слабость, но сейчас это было до ужаса необходимо. И так хорошо чувствовать, что не одна. И удивительно, что помощи я ищу у человека, которого поначалу презирала и ненавидела.

Я прижалась лицом и ладонями к его груди, гладила шрамы, чувствовала тяжелые и глухие удары сердца. Мысленно благодарила, что он со мной, и успокаивалась. Меня качало на теплых волнах, а он гладил мои волосы, целовал лоб, глаза – эта безумная нежность прорвала плотину, и я разрыдалась. Отец говорил, что слезы – удел слабаков. Женщине всегда труднее править, потому что никто не станет слушать ревущую бабу.

– Не умею утешать плачущих женщин. Но ты поплачь, Фарди. Не пытайся казаться сильней, чем ты есть. Со мной не надо притворяться, – произнес Фрид серьезно, вычерчивая узоры у меня на спине. – Говорят, слезы смывают печаль, а твой траур длится слишком долго. Ты ни в чем не виновата, прекрати себя убивать. Твое собственное проклятье мы тоже снимем.

– А как же месть? Мне нужна месть.

Этим желанием я живу уже шесть лет.

– Пока ты мстишь только себе. Знаешь, – он помог мне устроиться удобнее, просунул одну руку под голову, второй крепче обнял за талию. – Выживший всегда винит себя. Когда мне было семнадцать, мои братья по Ордену погибли в битве. Отряд в целую дюжину. Я один выжил. Долго не мог избавиться от мысли, что это случилось по моей вине, что я мог помочь, спасти хоть одного… и не спас.

– И что ты сделал? – я посмотрела ему в глаза.

Фрид пожал плечами. Во взгляде застыла скрытая тоска.

– Я отыскал тех, кто это сделал. И всех спалил. А потом продолжил жить, все равно уже ничего нельзя было поделать. Фарди… – вдруг выдохнул он и показал мне свою ладонь.

На ней застыли мелкие кристаллы льда, которые быстро обернулись каплями воды.

– Эта связь все больше меня удивляет, – краешек губ дернулся в улыбке.

Его лицо оказалось совсем близко – распахнув глаза, я увязла в черной ловушке его зрачков. Испугалась того, что в них промелькнуло.

– Мне показалось, что я видела тени за твоей спиной.

Фрид мгновенно помрачнел, лицо стало каменным.

– Скажи, что я это придумала.

– Нет, Фарди. Ты не придумала. Спи.

И я засыпала, потому что больше не могла говорить, потому что вдруг стало слишком спокойно. Я чувствовала прикосновения сильных рук и шепот:

– Я не отдам тебя никому. Ни Улвису, ни Хальфу, твоему прошлому, ни Холоду, ни кому-либо еще. Ты моя, слышишь?..

– Эти тени – моя тьма. Знак проклятья, который не увидишь простым глазом. Так было у всех моих братьев и сестер, – произнес Фрид, отставив в сторону миску с остывающей кашей. – Тень – обратная сторона света, обратная сторона Солнца и тайное лицо моего бога.

От его тона по спине прокатился холодок, и я передернула плечами. То, что я поначалу считала игрой света или воображения, оказалось правдой.

– Сколько у тебя времени?

– Этого не знает никто, особенно я. Может, год. Может, один день.

Мы замолчали. Я старалась осмыслить все, что он мне рассказал. Одно дело, когда проклятья и прочие темные вещи случаются с кем-то чужим. Но когда они задевают того, кто стал близок – это уже совсем другое. Хочется сделать хоть что-то, чтобы помочь.

– Ты сказал, что знаешь, что делаешь.

Фрид улыбнулся, чуть склонив голову набок. Взгляд, которым он меня окинул, заставил и вспыхнуть, и разозлиться. Только что мы разговаривали о серьезных вещах, о жизни и смерти, а теперь у него резко подскочило настроение. Интересно, почему? Что веселого?

– Конечно, знаю. Все идет так, как должно, – ответил, словно ни на миг не сомневался в собственной правоте.

– Если все и продолжит так идти, то скоро ты помрешь от проклятья! И вообще… мне стыдно за то, что было ночью, – мрачно сообщила я.

– Кто научил тебя стыдиться своих чувств? Папаша? – бросил без всякого уважения к моему славному отцу.

– Фрид!

– А что? Это ведь он пытался вырастить из тебя мужчину, но получилось… – по лицу Фрида я догадалась, что он собирался сказать что-то нелицеприятное.

– Давай оставим этот разговор. Что было, то было.

– Ты права, – он поднялся и хлопнул ладонью о ладонь и обошел стол, встав за моей спиной. – Пора приступать к делу. Вообще-то давно нужно было это сделать, но ты ведь по-хорошему не понимаешь.

Я поднялась, едва не опрокинув табурет. Поесть не получилось, от волнения кусок в горло не лез.

– Ворчишь, как старый дед.

– Вообще-то, должность главной ворчуньи уже занята тобой.

Я нервно потеребила кончик косы и легла на пол