– Какая ты деликатная, – настиг напряженный шепот. – Даже не верится.

– Стараюсь. Все-таки дуала и любимого мужа штопаю. На что-нибудь да сгодишься.

– Я много на что гожусь.

Наложив последний шов, я перекусила нить. Вроде неплохо получилось. Почти ровно. Пусть носит на память обо мне.

– Спасибо.

Он поймал в воде мои лодыжки и скрестил их за спиной, давая почувствовать жар своего тела.

– Только попробуй… – я поерзала, но южанин держал крепко. – Сбросишь в воду, убью. У меня нет запасной одежды.

– Можешь пойти в моей.

– А ты голышом побежишь на радость местным девицам?

– Дались тебе эти девицы, Фарди… – он вздохнул, отпуская. – Мне они не нужны, я только тебя вижу. Спускайся ко мне.

Фрид

– Что ты так смотришь? Если хочешь, отвернусь.

Фардана прикусила губу. Щеки алели, как маковые лепестки, – то ли от пара, то ли от смущения. А ведь раньше на такое предложение могла ответить грубостью. С каждым днем она менялась все больше. Хотелось расколоть щит, за которым она прячет свое сердце, разбудить в ней женщину. В конце концов, она моя жена – так решило само Провидение.

Я не мог оставаться холодным рядом с ней. В грудь будто вгоняли стальные крюки и тянули в разные стороны, вырывая ребра вместе с сердцем. Так мучительно больно, что хотелось орать. Но спешка может погубить все. Мне не нужно тело без любви. Холодная княжна должна созреть и понять, чего хочет сама.

Я видел – лед трогается. Эти взгляды, когда думает, что я не замечаю. Но я чувствую их кожей, они обжигают даже меня. И ревность – абсолютно беспочвенная, между прочим. Не знаю, что Фарди себе придумала, и не хочу, чтобы волновалась зря. У нее внутри и без того слишком много сомнений и боли.

Она соткана из противоречий. Ее сердце ранено одиночеством, смертью близких, особенно брата. Связь между близнецами очень сильна, особенно если оба маги. Это как две половинки одной души. Пережить такую потерю непросто, восстановится не каждый. Рвутся незримые каналы и жилы, в центре переплетения остаются раны, которые либо превращаются в грубые рубцы, либо кровоточат годами. Вот как у нее сейчас.

Я отвернулся. Зато слышал, как шуршит и падает на пол одежда, как звенит клепаный пояс. Фантазия рисовала светлое стройное тело, светящееся в полутьме пещеры. По коже скользят огненные всполохи, ластятся к ногам.

– Это лишь потому, что мне надоело ходить грязной, – пояснила Фарди свои действия. – У северян есть совместные купальни и бани, но я ни разу не купалась вместе с мужчинами.

– Но с мужем ведь можно?

Она помолчала, а потом внезапно спросила:

– Что ты будешь делать, если проклятье настигнет и тебя?

– Я его разрушу.

– Ты так уверен в себе.

– У меня нет другого выхода. Я обещал спасти свою семью.

– А если встанет выбор между твоей семьей и мной?

Я тяжело вздохнул. Вот упрямая девица!

– Фарди, ты теперь тоже моя семья. Когда ты это поймешь и осознаешь?

Я не выдержал и обернулся в тот момент, когда она спустилась в воду по колено. Фардана делала это медленно и аккуратно, стараясь не поскользнуться на камнях. Пенящийся источник надежно закрывал фигуру, а подол рубашки поднимался все выше и выше, пока не поплыл по воде белыми лепестками. Невольно я сравнил ее одеяние с белой ипомеей – красивым южным цветком. Она и сама как цветок.

Мне нравилась ее скромность. В голову хлынули воспоминания о том, как мы с братьями веселились на родине: бассейны с холодной водой, бесстыжие голые девки в лепестках роз, смех, вино и жара. Теперь это казалось шелухой, а настоящее – вот здесь, передо мной.

– Видел бы ты себя со стороны, – Фарди усмехнулась, поправляя рубашку.

Плотная ткань намокла от пара, и при желании можно было разглядеть очертания упругой груди.

– Ты дразнишь и отталкиваешь.

Я вспомнил, как на меня подействовали ее неумелые ласки и поцелуи. Они дышали искренностью, открытостью и уязвимостью, чистотой первого снега. От этой смеси у меня едва не снесло голову. Повезло Фарди, что я был в цепях. Зато не повезло юрдам. Этот случай сорвал замки с проклятья. Я рисковал повторить судьбу Растиса, если бы Фардана не вернула меня тогда. Она спасла меня.

– Не понимаю, о чем ты, – Фардана заняла место напротив, опустившись в воду по самую шею.

Магический огонь вспыхнул, окружив кольцом каменную чашу. В глазах северянки плясали языки пламени – чарующее зрелище. Она облизнула губы и откинула голову назад, устраиваясь поудобней. Но все равно оставалась настороженность – в позе, во взгляде. Как у зверя, что в любой момент готов сбежать или выпустить когти.

– Я думала о словах Странствующего Оракула. Они могли быть превратно истолкованы.

– Я тоже много думал о них, – я поглядел в сторону, чтобы не соблазняться видом разметавшихся волос и ключиц в вырезе рубашки. До боли хотелось коснуться их губами, приласкать нежную шею. И хорошо, что тянущая боль в ране отрезвляла. – Древние ничего не говорят просто так, а уж как толковать их пророчества – дело каждого.

Мы вновь встретились взглядами. Хотелось бы мне в этот момент понять, что творится у нее в голове. Я же сейчас думал…

О любви.

И о том, что близок к разгадке. Не хотелось говорить Фарди об этом заранее, она ведь такая упрямая, будет сопротивляться назло. Или решит, что я все делаю нарочно.

– В детстве няня рассказывала мне одну сказку. У Огнеликого была жена – Дева Луна. Но ледяные гиганты похитили ее в Великой Войне, когда хотели погрузить землю в первозданный мрак. С тех пор Дева Луна поднимается на небо по ночам и никак не может встретиться со своим возлюбленным. Они обречены сменять друг друга, пока не исчезнет этот мир, пока не погибнут и люди, и боги.

Слушая тихий голос няни, я представлял белокожую деву с серебряными волосами и печальными глазами, сияющего бога, армию ледяных гигантов. И бесконечную черную ночь, где на небе ни проблеска.

– Ледяные гиганты – мои предки. Для них злом во плоти был ваш Солнцеликий, – проговорила Фардана негромко.

– У нас злом называют зиму и снег. Мой народ любит тепло. Говорят, что мир погибнет, если они снова столкнутся. Гнев их сначала заморозит мир, а после расплавит его в яростном пламени. Не останется ничего.

Тихо потрескивал магический огонь, капли пота блестели на лбу Фарданы. И вдруг она спохватилась:

– Смотри-ка, Ланди оставила мыло, – потянулась к стоящей у края корзине и поднесла к