еще один круг и подошла к крыльцу. И тут я увидела ее. Прямо у двери, рядом с массивной медной кнопкой звонка на стене была приклеена яркая плитка, а на ней нарисована дивной красоты райская птица. Я хотела подойти ближе, чтобы как следует ее рассмотреть, но в этот момент на улицу вышла Марта в сопровождении хозяйки дома. Та очень мило поздоровалась со мной, поскольку, вероятно, не знала, что это именно по моей вине погибло их семейное живописное достояние. Я сделала ей несколько комплиментов по поводу дома, а она на все лады принялась расхваливать его достоинства и удобство расположения. Мы попрощались, и напоследок я сказала, показав на плитку у двери:

– Какая красивая райская птица. Это придумал ваш дизайнер?

– Нет-нет, – сказала хозяйка дворца. – Это фирменный знак архитектора, который строил наш дом. Он на всех своих творениях прилепляет такую плитку. Такая у него фишка. – Она засмеялась. – Не всем хозяевам нравится, кто-то ее снимает, а мы оставили – это же такая красота, правда?

2

Вечером я сидела у себя в мастерской. Я решила, что мне пора взяться за портрет, привезенный Марком, а еще нам с ним срочно надо было поговорить. Но дозвониться никак не получалось. Наконец спустя два часа моих пустых попыток он перезвонил мне сам.

– Я соскучился, – сразу сказал он. – Даже не представляешь, как много ты стала для меня значить. Я все время думаю только о тебе.

– Я тоже очень много о тебе думала. Ты поговорил с Нурцией?

– Да-да. Сразу же, как только мы с тобой расстались.

– И что?

– Она изо всех сил отпиралась и уверяла, что совершенно тут ни при чем.

– Разумеется, – холодно сказала я. – А чего ты хотел? Чтобы она немедленно призналась и прилюдно покаялась? Конечно, она будет все отрицать.

– Агата, она поклялась мне, что не имела и не будет иметь к тебе никаких претензий и ни в коем случае не причинит тебе зла. Потому что иначе она больше никогда меня не увидит – так я ей сказал.

– В таком случае она не очень хорошо тебя поняла.

– Что ты имеешь в виду?

– Она продолжает угрожать мне.

– Что случилось? Ты не пострадала?

– Нет, я не пострадала. Но выяснилось, что есть люди, которые так не считают, а, наоборот, думают, что дела мои как нельзя хуже, и именно поэтому на послезавтра в одном прелестном месте они назначили торжественное проведение моей кремации. Вип-зал. Как тебе такое?

Марк молчал.

– Это какой-то кошмар, – наконец сказал он вполголоса.

– Не могу с тобой не согласиться, но я уже так устала от всех этих кошмаров, что мне надоело бояться. Поэтому я вернулась к себе домой и намерена хорошенько поработать. А тебя я очень прошу еще раз и как следует поговорить с этой рыжей дурой. Потому что, если со мной случится хоть что-то еще, ей несдобровать.

– Она так искренне клялась…

– Марк, я больше не хочу обсуждать этот вопрос, мне правда надоело. Скажи мне лучше, что делать с руками твоей порезанной тетки?

– Подожди, с какими руками? Какой тетки?

– У меня твой портрет, – терпеливо напомнила я. – То есть не твой, а какой-то строгой мадам. Вы с ней якобы упали с перил, и ты принес мне ее реставрировать. Вспомнил?

– Конечно, прости, не мог сразу переключиться. Ты меня выбила из колеи этой кремацией.

– Да? А я, представь, отменно себя чувствую, – едко сказала я. Я так устала, что с трудом сдерживалась. – Так вот, при падении, или что у вас там с ней было, ей практически оторвало одну кисть. По остаткам живописного слоя видно, что на пальце у нее было что-то надето, какой-то крупный перстень. Либо она держала что-то в руках. Ты не подскажешь мне, что там было?

– Я не помню, – глухо сказал он. – Я не слишком подробно ее рассматривал.

– Так что мне с ней делать? Просто восстановить пальцы?

– Да пририсуй ей что угодно, хоть варежки! – вдруг взорвался он. – Мне все равно.

– Но как же твои друзья, ее хозяева? Что они скажут?

Он вдруг замялся:

– Друзья… Ну, да… Так я же с ними говорил буквально совсем недавно. И оказалось, что это не такая уж и реликвия. Они вообще сказали, что я могу оставить ее себе. Так что, прости, я, наверное, зря тебя напрягал.

– Да ладно, ничего страшного, – медленно сказала я. – Тогда я сделаю так, как посчитаю нужным. У тебя не будет претензий?

– Не будет. Ни в коем случае. Я обещаю. Делай как хочешь. Тебе видней, ты профессионал. У тебя прекрасный вкус.

– Почему ты не хочешь со мной спать?

Я была так напугана, я так устала и так запуталась, я ничего не понимала и чувствовала угрозу со всех сторон. В моей крови был сплошной адреналин, сердце каждую минуту готово было выскочить у меня из груди и разорваться на кусочки. И я задала ему этот вопрос. Именно сейчас. В другое время я бы на него не решилась.

Марк молчал.

– Почему ты опять спрашиваешь? – сказал он.

– Давай по-честному. Тебя ко мне не тянет?

– Хочешь, я скажу тебе честно?

– Да, очень хочу, – сказала я. – Это было бы просто прекрасно. Будь так любезен.

– Меня еще ни к кому никогда не тянуло так сильно, как к тебе. Я не знаю, как это произошло, но ты стала для меня совершенно особенной. Но наши отношения… Я так боюсь их разрушить…

– Но я не прошу тебя ничего разрушать. Наоборот, я как раз хочу, чтобы мы стали еще ближе.

– А разве секс сближает? – Он сказал это совершенно серьезно.

– Марк, что с тобой? Вообще-то секс иногда даже называют «близостью».

– Кто называет?

– Марк, ты что? – Я не понимала, что происходит. – Когда ты влюблен, тебе хочется быть как можно ближе, тебе все время мало твоего любимого человека, ты хочешь еще и еще, больше и больше.

– Конечно, – сказал Марк. – Но поэтому мы с тобой и проводим столько времени вместе. Разве мы недостаточно близки?

– Но тебе не хочется быть еще ближе? Ты же здоровый молодой мужчина, в конце концов, и уверяешь меня, что влюблен. Разве тебе не хочется не только гулять и разговаривать? Тебе не хочется гладить, целовать, чувствовать, ласкать, прикасаться, трогать?!

Это был какой-то абсурд.

– Я не люблю, когда меня трогают, – сказал он после паузы, очень тихо, но очень уверенно. – И сам не люблю никого трогать.

В такой странной ситуации я еще никогда не оказывалась.

– Марк, ты заставляешь меня