Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но разве мы не близки? Разве мы недостаточно близки?! – Он почти кричал. – Что вы все так помешались на этом сексе? Какого секса ты хочешь? Давай сделаем это, раз тебе так нужно! Тебе надо этих физических упражнений?
– По-твоему, секс – это физические упражнения?
– Да! Именно так. Физические упражнения с целью примитивной выработки гормонов для получения сомнительного удовольствия.
Я попала на спектакль в театр абсурда. В первый ряд. В ложу. Так странно и дурно я себя никогда еще не чувствовала. Я уговаривала мужчину заняться со мной сексом, а он убеждал меня в бессмысленности этого занятия. Мне хотелось провалиться. Долгое время мы оба молчали.
– Я просто еще не готов, – вдруг тихо сказал он. – Я боюсь, что не смогу тебе соответствовать, что я тебе не понравлюсь в постели. Это не значит, что я не хочу секса, я очень хочу его. Ты мне очень нравишься, ты очень привлекательна и очень притягиваешь меня как женщина. И я говорю тебе честно, я никогда еще никого так не хотел.
– Так в чем же тогда дело?
– Я боюсь. И мне страшно в этом признаться.
– Чего ты боишься, Марк? Я ничего не понимаю.
– Боюсь все испортить! И потерять тебя. Я не могу так рисковать, ты слишком дорога для меня. Наши отношения для меня слишком дороги! А секс может их разрушить!
Я поняла, что, если он скажет еще хоть слово, моя голова просто лопнет.
– Хорошо, – сказала я, – давай закроем эту тему.
– Агата, – позвал он. – Только не клади трубку. Не обижайся. Я очень боюсь тебя потерять. Поговори со мной.
– Ладно. – Я помолчала немного и наконец заставила себя спросить: – Марк, скажи, а у тебя нет никакого фирменного знака?
– Ты о чем? – не понял он.
– Просто мы с Мартой сегодня были в одном необычном доме, и мне показалось, что именно ты его придумал… Там у двери была…
– Ах, это, – сказал он. – Да, у меня есть такая причуда. Я клею в облицовку, или в мозаику, или просто у двери керамическую плитку с птицей. Если кому-то не нравится, они могут ее оторвать. Но большинство оставляет. Из уважения ко мне. – Я услышала, как он улыбнулся. – Но и просто потому, что плитка красивая. Я заказывал ее в Италии. Ручная работа.
– А что это за птица? – спросила я.
– Плащеносный удод, – сказал он, не раздумывая ни секунды. – А что?
– Удод? Удоды вроде бы не такие. А… разве это не райская птица?
– Агата, я архитектор, – сказал он устало. – Я не охотник на птиц и весьма далек от орнитологии. Откуда я знаю, к какому виду или классу, как у них там, она относится. Мне просто нравится картинка.
– Однако такое сложное название ты все-таки выучил, – заметила я.
– Потому что я помню его с детства.
– Выписывал журнал «Птицы – наши друзья»?
– Нет, – спокойно ответил он. – Когда я был маленьким, мама подарила мне атлас. Очень красивый, что-то про тропики или про дикую природу, я точно уже не помню. Но зато помню, какие красивые там были картинки и как вкусно пахла эта книга. Так вот, там была эта птица. Такая красивая, и название у нее было такое сказочное – плащеносный удод. В слове «удод», конечно, красоты немного, тут ты права, но зато «плащеносный» прямо застрял у меня в голове. Представляешь, волшебная птица, которая носит плащ. А почему ты спросила?
– Потому что это как раз и есть райская птица.
– Агата, я, честно, не в курсе. Если хочешь, мы посмотрим в справочнике или позвоним в зоопарк. Для меня это просто птица из детства. Из книжки, которую купила мне мама. А зачем тебе именно райская птица?
– Марк, ты что? Мне же каждый день приходят сообщения про райских птиц. С них же все и началось.
– И что?
Он замолчал, а потом почти заорал в трубку:
– Ты что, решила, что это я? Ты с ума сошла?!
– Марк, прости, но я уже не знаю, кого мне бояться. Я подозреваю всех кругом, даже собственную маму и местного дворника.
– Ты думаешь, что я мог тебе угрожать? Что я ненормальный? Агата, как ты можешь? Ты понимаешь, что ты со мной делаешь? Разве ты мне не доверяешь? Я до сих пор не заслужил твоего доверия? Как ты можешь?!
– Марк, прости! – Я поняла, что перегнула палку. – Прости, пожалуйста, но я ужасно измучилась. Я просто спросила, потому что жду подвоха со всех сторон.
– И с моей стороны? Подвоха? Ты правда подозревала меня? Меня никогда еще так сильно не обижали, – сказал он и отключился.
Я пыталась дозвониться до него весь вечер и половину ночи, но он отключил телефон. Я решила, что заеду к нему после обеда и еще раз попрошу прощения.
3
Райская птица говорила, что делать. Только она это знала. Только она знала, как правильно. Но что бы ты ни делал – она никогда не бывала довольна. Ты всегда мог еще постараться, ты всегда мог быть чуточку лучше. Ты должен был понять ее: быть райской птицей – непростая задача. Вспышки хорошего настроения – взмахи крыльями, танцы на тонких ветвях, позы ранимого диковинного цветка, которые она так любила принимать, случались все реже. Все чаще райская птица злилась, все чаще она кричала. И насколько прекрасной была ее внешность, насколько нежным был шелк ее перьев – настолько резким и страшным был ее клекот. Когда она срывалась со своих ветвей и камнем бросалась вниз, когда ей надо было только ранить, только ударить, и ей было все равно, насколько сильную боль она причинит. Это ей было неважно. Важным было только одно: всё и всегда должно было быть в ее власти. Ускользнуть от ее зоркого взгляда, убежать в сумерки дикого леса, спрятаться где-нибудь было нельзя. Ведь даже если тебя не могла там найти райская птица, ты всегда находил себя сам. Ничтожный, поверженный и виноватый. Ты не заслуживал ничего хорошего, как бы ни старался. Чувство вины вырастало, как ненасытный червь, и съедало тебя. Оно было сильнее, чем твоя гордость, чем твоя любовь, чем все твои обиды. Ничтожество, смевшее разочаровать райскую птицу, – ты не заслуживал ничего.
Глава тридцать пятая
Кто сказал, что счастье – удел