Он отпер свою дверь, зашел внутрь и удивился, что все лампы горят. Странно, обычно горничная оставляла свет только в гостиной.

– О, сударь, прошу прощения!

Колт изумленно заморгал, увидев молодую девушку, выходящую из его спальни со стопкой простыней.

– Пожалуйста, не доносите на меня, – сказала она дрожащим голосом. – Тогда я непременно потеряю работу. Я должна была закончить уборку здесь еще несколько часов назад, но я задержалась на другой работе и вот не успела до вашего возвращения.

Он покосился на часы на столе – почти четыре часа утра, и подозрительно посмотрел на нее:

– Горничные не работают в такое время. Полагаю, будет лучше, если я позову охрану.

Нет, пожалуйста! – Она уронила простыни и закрыла лицо дрожащими ладонями, смотря на него сквозь пальцы. – Нет, сударь! Пожалуйста, не надо! Я потеряю работу, а я должна жить на что-то. Должна помогать своей семье, и… – Она, горестно качая головой, чуть не рыдала. Закрепленные многочисленными шпильками ее ярко-рыжие волосы выбились из белого кружевного чепчика и сверкающим каскадом обрушились вниз, свободно и естественно ложась на плечи и обрамляя милое личико.

Колт не мог не заметить редкую красоту девушки. Зеленые глаза, широко открытые от страха, походили на сияющие жадеиты. На ней была белая форма, застегнутая по самую шею, но она прелестно обрисовывала ее грудь. Длинная юбка ловко сидела на гибкой фигурке.

Очаровательная девушка!

Он подошел к ней, отнял ладони от ее лица и сжал запястья в своих руках, заставляя ее встретиться со своим суровым взглядом.

– Скажите мне правду, – потребовал он, пытаясь заглянуть ей в глаза, – или я сейчас же позову охрану. Что вы делаете в моей комнате в столь поздний час?

Джейд притворилась, что ужасно испугалась, хотя на самом деле еле сдерживалась от смеха – оказывается, она неплохая актриса!

– Я говорю правду, сударь, поверьте. Мне, бедной, необразованной девушке, посчастливилось найти работу в Санкт-Петербурге. Целый день я поддерживаю порядок в особняке графини, которая очень скупа и держит только одну служанку. Я работаю за десятерых, но денег все равно не хватает, поэтому мне и пришлось наняться на эту ночную работу. Здесь с большим пониманием относились к тому, что иногда я приходила очень поздно, ведь я не доставляла неудобств гостям.

Ваша комната, – лепетала она, казалось, у нее вот-вот начнется истерика, – была последней, потому что вы всегда приходите поздно. Сегодня я задержалась дольше, чем обычно, но все же думала, что успею закончить до вашего возвращения… Прошу вас, сударь, простите меня.

Она вдруг прижалась к нему и положила голову ему на плечо, словно силы окончательно покинули ее.

Сердце Колта готово было выпрыгнуть из груди. Боже, как она хороша! Он почувствовал, как в нем нарастает желание… и что-то еще… какая-то незнакомая нежность.

Ему стало стыдно за то, что он отчитывал горничную и не верил ей. Он отпустил ее запястья, обнял и посадил на бархатную скамеечку возле окна.

– Позвольте мне принести вам бокал вина. В спальне есть графин. И хватит плакать. Я не донесу на вас.

Он исчез в другой комнате, и Джейд слегка прикоснулась к глазам кончиком накрахмаленного голубого передника. Неужели по-настоящему заплакала?

Колт вернулся с бокалом бургундского.

– Я не могу, – запротестовала она. – Меня строго накажут за то, что я посмела выпить здесь, с вами… – Она подняла на него глаза, опушенные густыми ресницами.

Колт чуть не задохнулся. Господи, он никогда не видел ничего прекраснее. Кожа цвета сливок, а волосы отливают золотом. И голос ее был необычным – мелодичным, чувственным.

Он сел рядом с ней:

– А теперь скажите, как случилось, что вам приходится работать на двух работах?

Она повторила свою историю и спросила с надеждой:

– Вы понимаете, почему я так испугалась, когда вы вошли, сударь? Вы не скажете про меня?

– Я никогда ничего не обещаю, – улыбнулся он. – Моего слова достаточно. Скажите, как вас зовут?

Она с теплом посмотрела на него. Он был очень милым и привлекательным. Она надеялась сделать то, о чем просил ее Драгомир, не слишком ранив этого молодого человека.

– Джейд, – сказала она.

Он заглянул в ее зеленые глаза и почувствовал, как его охватывает жар.

– Джейд, – повторил он и улыбнулся. – Конечно. А как же еще?

Оказавшись в своей гостиной, Дани отбросила в сторону меховую накидку и подошла к камину, затейливо украшенному резьбой из красного дерева. На каминной полке стояло множество немецких и швейцарских безделушек из позолоченного серебра, а над камином висела красивая картина.

Апартаменты Дани были очаровательными, однако не о комфорте и роскоши думала она, растирая замерзшие пальцы. Ее мысли напоминали огонь – прихотливый, исчезающий…

Где же Дрейк? Ведь он должен быть в России. Куда еще мог он отправиться?

И почему он исчез столь внезапно? Зачем украл картину, разрушил прекрасные чувства, которые рождались между ними? Неужели он так страстно желал эту вещь? Она еще могла бы понять его, если бы это было действительно ценное произведение искусства или если бы он нуждался в деньгах. Но он был очень богатым человеком.

Она покачала головой, закусила нижнюю губу, пытаясь побороть внезапное желание заплакать.

Какой глупой она была! Еще долго, очень долго она будет с горечью вспоминать свое необдуманное поведение.

Вздохнув, она прошла в спальню. Там был устроен маленький альков для интимных чаепитий и поздних ужинов. Французская люстра висела над элегантным столиком для завтрака, вокруг которого стояли четыре кресла в стиле ампир. Прелестный бежевый с золотом ковер покрывал мраморный пол.

Больше всего места в спальне занимала кровать из вишневого дерева с шелковым пологом. Стены комнаты были затянуты шелком в цвет полога. По обе стороны ведущей на балкон арочной двери стояли китайские шкафчики с золотой инкрустацией, замечательно вписываясь в интерьер.

На Дани вдруг пахнуло холодом, и она заметила, что одна из занавесей покачивалась. Дверь была не заперта. Дани повернулась, чтобы закрыть ее, но тут же словно приросла к полу при звуке знакомого голоса.

– Доброе утро, моя дорогая, – ласково сказал Дрейк.

Дани продолжала стоять абсолютно неподвижно, затаив дыхание, приказывая успокоиться своему бешено колотившемуся сердцу. Наконец она все же подошла к двери, заперла ее и только после этого обернулась.

Он стоял в тени в дальнем углу комнаты.

– Ты негодяй! Как ты посмел пробраться в мою спальню… хотя, кажется, ты весьма преуспел в таких делах! – Она постаралась вложить в тираду все свое презрение.

Дрейк вышел из темноты и, надменно улыбаясь, спросил: