сделанные на могиле родителей Марии Никандровны. Вот возлагают цветы. Вот ставят свечи. Крупным планом крест. Крупным планом надпись. В одном месте памятник дал тонкую трещину, она змеилась до креста, продолжалась за ним. Возможно, сыграли свою роль корни дерева, что выросло вплотную к памятнику (на фотографии был виден один ствол, Мария Никандровна не разобрала – какое). Но крест лежал абсолютно целым.

«Никогда не думала, что увижу, – вытирала слёзы Мария Никандровна. – Спасибо, дорогие мои, спасибо, что разыскали маму с папой».

«Кладбище стояло обязательной строкой. Мы сразу сказали в мэрии, как приехали. Нам выделили автобус».

Земляки привезли Марии Никандровне в полиэтиленовом мешочке немного земли с могилы родителей.

«Мне на гроб высыпьте», – попросила Мария Никандровна.

…Так они и сделали.

КУКУШКИНЫ БАШМАЧКИ

Повесть

Откликнитесь, земляки

Газета была скромного формата А4, плохонькой полиграфии, но Вера Петровна читала как никакую другую. Листочки с убористой, глаза сломаешь, печатью возвращали в счастливое детство, мечтательную юность. Газету «На сопках Маньчжурии» издавали в Новосибирске земляки-харбинцы. Остатки той блестящей русской Атлантиды, ярко засиявшей в Маньчжурии на каких-то тридцать-сорок лет, и ещё за более короткое время поглощённой миллиардной массой Китая. Харбинцы-кавэжэдинцы, доживающие свой век в России, Австралии, Бразилии, США, собирались в общества, издавали газеты, журналы, устраивали конференции, съезжаясь со всех континентов в Москву…

Вера Петровна, перелистывая газету «русских китайцев», наткнулась на обращение под рубрикой «Откликнитесь, земляки». Откликнуться просила женщина с незнакомой фамилией. Но в приводимой ею списке разыскиваемых первым значился Михаил Фокин – муж Веры Петровны. Искала его Варвара Козлова, в девичестве Прохорова.

Вера Петровна из людей, у которых всё на учёте и по полочкам, достала нужную коробку, быстро отыскала маленькую, размером два на три сантиметра фотокарточку, с которой смотрела семнадцатилетняя девушка с косами. Кружевной воротничок, живой взгляд, чуть приоткрытый рот. Не позирует и не одеревенела от близости объектива. На обороте надпись: «На память любимому другу от любящей подруги Вари».

Много-много лет назад Вера Петровна взяла с полки томик Пушкина, раскрыла, и выпала эта фотография.

– Кто она? – спросила мужа.

– Должна знать. Варя Прохорова. Старше тебя на три года. В Бухэду мы учились с ней в одном классе.

Вера Петровна вспомнила лишь один момент: она с подружками прыгала в «классики», старшая девочка, проходя мимо, сделала строгое замечание малышам: не визжать, вести себя тише. Всё.

– Моя первая любовь, – положит на ладонь крохотное свидетельство прошлого муж.

– Я вторая?

– Ты единственная.

Тем не менее фото Вари бережно хранил всю жизнь. И, судя по всему, справки о ней наводил. Однажды – их дочь уже окончила институт – предложил съездить в турпоездку в Одессу. Собрались, но страшно рвануло в Чернобыле. Путёвки сдали. Через пять лет всё же попадут в «жемчужину у моря». Михаил запросится сверх программы в цирк. До представления сходит в дирекцию. До него каким-то образом, в это не посвятил Веру Петровну, дошла информация – Варвара Прохорова работала в Одесском цирке.

«Да работала одно время с Гешей-клоуном, хорошая была девочка, – вспомнит молодые весёлые годы старушка-вахтёр, к ней, ветерану цирка отправят из дирекции сибиряка, – но давным-давно. Куда девалась? Бог его знает».

«Горсправка» тоже развела руками в неведении.

Под звёздами Бухэду

Они стояли, крепко прижавшись друг к другу, под звёздами Бухэду.

– Варенька, любимая, не хочу отпускать тебя, – шептал Миша.

– Мы будем вместе, обязательно будем, – жарко убеждала себя и его Варя, а глаза наполнялись влагой горечи…

Было тихо-тихо, и только там, за домами Железнодорожного посёлка, на станции, продолжалась жизнь. Набирая ход, отошёл от вокзала поезд. Он устремлялся на северо-запад, в сторону России.

– Мы будем с тобой тысячу лет жить в Москве на Арбате.

– Или в Петербурге на Невском…

– Да, в Ленинграде. И поедем обязательно в Одессу, я увижу Чёрное море…

– Не хочу тебя отпускать! – Миша обвил свою шею Вариными косами. И снова их губы слились…

Утром поезд увёз Варю из Бухэду в обратную от России сторону. Она стояла у окна, сопки Большого Хингана горели золотом берёз, дубняка, желтизной лиственниц. По щекам бежали слёзы. Поезд дальше и дальше уносил от лиственницы с вырезанной ножом-складничком надписью «Миша+Варя=Л»…

Станция Бухэду стояла сразу за Большим Хинганским хребтом, если смотреть со стороны России. По китайской легенде Большой Хинган – это каменные останки чудища-дракона, распластавшегося на пол-Азии. Голова в Амур упирается, хвост до Великой Китайской стены дотянулся. Окаменеть бедняга окаменел, да придёт по китайскому поверью золотое времечко, оживёт ископаемое чудо-юдо и двинет прямиком на северо-запад, освобождая, понятно для кого, земли до Ледовитого океана. Весёленькая легенда для белого человека.

Для китайцев дракон – не змеюга-бройлер с рогами и крыльями, не пресмыкающе-летающая тварь, а небесный император – божество. Русские этому чудищу сроду не поклонялись, посему дракон при прокладке Китайской Восточной железной дороги в избытке попортил строителям кровь. На западной части КВЖД прохождение Большого Хингана стало наисложнейшим делом. Изыскатели и проектировщики поломали светлые головы, как через хребет переваливать, а потом по нему спускаться паровозу с хвостом вагонов? Каким образом исхитриться покороче тоннель пробить? Решили задачу красиво – заложили двухкилометровую петлю с рельсами да шпалами. Так называемую (по имени инженера-разработчика) петлю Бочарова. Вписанное в шестисотметровое ущелье железнодорожное полотно шло кругом, пересекая себя, чтобы войти в тоннель на нужной отметке. Пересекало не в прямом смысле. Едешь по верхнему пути к тоннелю, а под ним каменная труба, в которой рельсы ещё хранят тепло от прохождения твоего поезда. Сам тоннель проложили длиной в три долгих километра и с постоянным подъёмом. Блестящее инженерное сооружение.

Позже японцы задумают пробросить магистраль в обход трудному участку. Да не успеют, советские воины молниеносным броском изгонят оккупантов из Маньчжурии в 1945 году. Китайцы, вытеснив русских с этих земель, идею упрощения железнодорожной жизни и освобождения дракона от рельсов взяли у японцев на вооружение и претворили в реальность. В Китае рабсилы с киркой да лопатой было несметное количество. Самое механизированное транспортное средство на ту пору – китаец с коромыслом. Вприпрыжку, будто приплясывая, тащит корзины с грузом, коромысло в такт пружинит. Если тысячи китайцев друг за другом с коромыслами, приплясывая, пойдут – горы с места на место перетащат.

В конечном итоге дракон Хингана был освобождён от рельсов и поездов, паровозным дымом его нутро коптящих.

Наши проектировщики в конце XIX века – русские трудностей не боятся –