Тихим воркующим голосом она продекламировала конец сонета:

— «Плачь же со мной — жребий наш таков! При благосклонности Фортуны лишь не хватало творчеству оков».

— Здравствуйте, синьоры! Надеюсь, я не помешала вашей беседе? Я люблю этот сонет и помню его наизусть.

На несколько мгновений в библиотеке повисла тишина, которую нарушил стук застежек переплета рукописной книги — это Бальдассаре решил поставить лежавшую на столе книгу на место.

Лицо женщины показалось Лауре знакомым, и, позабыв о приличиях, она спросила, не дожидаясь, когда же их представят друг другу:

— Адриана?

Дочь Сандро протянула бледную изящную руку.

— Большинство людей узнает меня благодаря сходству с отцом.

— Извините, — Лаура пожала прохладные пальцы. — Я не хотела…

— Пустяки!

Поклонившись библиотекарю и отцу, Адриана отвела девушку к одному из шкафов, заполненному книгами. В глазах дочери Сандро мелькали веселые искорки.

— Даже не будь на вас моего платья, я все равно мгновенно догадалась бы, что вы Лаура.

Девушка покраснела и опустила глаза. Ее платье было из голубого бархата, рукава украшены рубинами, в их прорезях виднелся тончайший белый шелк. Такого роскошного одеяния Лауре даже видеть никогда раньше не приходилось.

— Мадонна, я бы не осмелилась…

— Ах, перестаньте! — Адриана рассмеялась. В любом случае, голубое вам больше к лицу, нежели мне. Бог дал каждому лишь одно тело, и все наряды, сшитые для меня, мне не переносить за всю жизнь. Платьев у меня столько, что, наверное, можно было бы одеть в них всех нищих в Венеции. Иногда мне даже становится стыдно иметь столь роскошный гардероб, особенно когда я думаю о тех, кому не повезло в этой жизни так, как мне.

Лаура вспомнила, с какой нежностью Сандро несколько раз упоминал о дочери. Теперь его чувства стали ей понятны. У Адрианы было то, чего не хватало Марку-Антонио: очарование, ум, щедрость, откровенность и простота в общении.

— Благодарю вас, мадонна. Рада, что вы не рассердились из-за того, что на мне оказалось ваше платье и не стали возражать.

— Лаура! — дочь Кавалли взяла ее за руку. — А я, вообще, не только против этого не возражаю, но и против всего остального тоже, — Адриана лукаво подмигнула.

Они были сверстницами.

Страж Ночи, прервав беседу с библиотекарем, обернулся.

— Кажется, отец несколько встревожен. Пожалуй, нам пора вернуться к мужчинам, — рассмеялась Адриана.

— Ты иногда заезжаешь сюда? — удивился Сандро, когда к нему подошла дочь.

— Нет, но по пути к загородному дому герцога Мантуи, куда мы с мужем приглашены сегодня на званый вечер, я увидела у дворца Грифоне твою карету и догадалась, что ты в библиотеке. Вот как я оказалась здесь. Муж ждет меня, мы все должны поторопиться, если хотим попасть на званый вечер.

* * *

Герцог Мантуи превыше всего ценил утехи и наслаждения, был знатоком изящной словесности и искусства, покровительствовал ученым, способствовал изданию древних греческих авторов и собирал рукописи. Образованностью и утонченностью вкусов он превосходил всех своих родственников, но, увлекаясь внешней эффектностью, уступал многим в оценке истинно значительного и талантливого. В собрании картин герцога наряду со множеством серьезных работ можно было увидеть и портреты его любимых обезьянок, и четырехметрового удава, причем портрет удава по требованию заказчика был выполнен художником в натуральную величину.

Баловень жизни, герцог Мантуи имел вкрадчивые манеры, умел проявлять любезность, а изящная осанка и окружающая роскошь порою позволяла забыть о его некрасивой наружности. Он старался не упустить ни одного из удовольствий, принятых в высшем кругу Венеции.

Герцог страстно любил охоту; своры собак и соколы в раззолоченных колпачках наводняли его поместье. Жил он весело и на широкую ногу. Вечные пиры и праздники следовали непрерывной чередой, один за другим. Вино в его доме лилось рекой, на золотых блюдах, сделанных художниками-ювелирами, появлялись самые редкие яства: рыба, привезенная живой из далеких краев, соус из языков попугаев…

Во время пира приближенные, среди которых были и поэты, услаждали слух герцога и его гостей музыкой и пышными стихотворными восхвалениями хозяина поместья. Сумасбродство герцога дошло до того, что после одного подобного пира всю драгоценную посуду побросали ради развлечения в Бренту.

Герцог Мантуи чуть ли не ежедневно устраивал званые вечера, пиры, маскарады, театральные представления, охоты, кавалькады…

Танцевальный зал в доме герцога Мантуи вызвал у Лауры благоговейный трепет и одновременно крайне неприятное чувство. Стоя рядом с Сандро у величественного входа, она изумленно взирала на высокий сводчатый потолок с фресками Беллини, мраморные арки с позолотой и пугающий вихрь веселящейся знати. Но убранство дворца казалось ей кричаще ярким, в отличие от классической простоты дома Кавалли.

Первым приветствовал их знаменитый триумвират: Тициан, Аретино и Сансовино.

— Божественный! — загудел Аретино, поднимаясь по ступенькам навстречу вошедшим, — как хорошо, что вы пришли!

Поэт сделал жест рукой в сторону переполненного зала:

— Видите, вас нет в Венеции, но она сама явилась к вам!

И действительно, Лаура заметила в зале многих известных патрициев. Запахи дорогих духов и какофония голосов смешивалась со звоном бокалов, лязгом кухонной утвари и звуками музыки.

Аретино по-медвежьи обнял Лауру.

— Как вы, моя прелестница? Страж Ночи не обижает вас?

Щеки девушки вспыхнули. Поэт перевел взгляд с Лауры на Сандро, а затем посмотрел на своих друзей.

— Боже! Не верю! — заорал он. — Да они любовники!

— Господин Пьетро, — сказал ему Кавалли, — какой у тебя большой рот!

Гости герцога стали поворачивать головы в их сторону. За раскрытыми веерами прокатилась волна шепота. Герцог Урбинский, оказавшись поблизости, презрительно посмотрел на Лауру.

— Ну теперь-то мы знаем, почему эта куртизанка осмелилась прийти во Дворец дожей во время Совета Правосудия! Она солгала, чтобы защитить своего любовника!

Не успела Лаура опомниться, как Сандро уже схватил герцога за камзол и притянул к себе.

— Еще одно слово, Франческо, и ты поплывешь по Бренте лицом вниз!

— Этого еще не хватало! — фыркнул герцог Урбинский, его лицо побледнело от гнева. — Из-за этой куртизанки мой сын в тюрьме!

— Нет, — отделившись от толпы гостей, к мужчинам подошла женщина. — Наш сын в Габбии из-за своего недостойного поведения, но вовсе не из-за этой девушки.

Лаура удивленно смотрела на герцогиню Урбинскую.

— Пороки молодости опасны. Что ж! Пусть Адольфо поймет, что ему крайне необходимо научиться обуздывать страсти!