Я поднялся, снял шляпу и шагнул навстречу Мардуку. Он стоял в двух десятках шагов в окружении прекрасных богинь, и мы с интересом вглядывались друг в друга. Не знаю, что он увидел во мне, а я, сам того не желая, прикоснулся к его мятущейся душе, и тут же сознательно прервал контакт.

Я опасался своих новых способностей и, не желая копаться в чужих головах, устыдился их. Тогда я ещё не знал, что мои возможности ограничены, и ни о каком чтении мыслей и речи не шло. Для моего восприятия стали доступны только энергии намерений и эмоций, а также спектр личных излучений и общие реакции. Но мне по невежеству тогда показалось, что я могу влезать в чужие головы.

Почувствовав мой взгляд, он сперва рассердился и нахмурился, но затем ухмыльнулся и слегка махнул перед собой рукой, как бы отгоняя плохие мысли. Я улыбнулся в ответ.

Строгие стражи не поняли нашего молчаливого общения. Опередив Мардука, они нацелили копья в мою сторону. Я слегка опешил от такой реакции, поскольку никакой опасности не представлял, но в душе одобрил и похвалил стражей. Они отважные и честные воины, исполняющие свой долг.

Обведя охранников взглядом, я поприветствовал их наклоном головы. Неожиданно для меня и для всех присутствующих стражи взяли копья на караул и стукнули ими в круглые щиты. Свита Мардука ахнула. Но меня не волновали все эти придворные заморочки. Я приблизился к Мардуку и протянул руку. Он склонил голову чуть на бок, пару секунд с удивлением смотрел, потом переложил скипетр, протянул правую руку. Я едва смог обхватить большую и крепкую ладонь местного владыки и слегка её пожал. Он лишь секунду недоумевал, а потом улыбнулся, поняв смысл приветствия, и я почувствовал ответное рукопожатие.

Общая атмосфера сразу потеплела, и пропала ритуальная чопорность. Прекрасные тиаматианки завертели головками, некоторые из них с любопытством уставились на меня, а кто-то прыснул смешком. Мардук строго оглядел свою сразу притихшую свиту, повернулся ко мне и задумчиво произнёс:

– Так вот ты какой, Антон из будущего.

– Я рад тебя видеть Мардук, Повелитель народов.

– Неужто меня помнят твои современники?

– Не так чтобы очень. Наш мир многократно и глубоко изменялся, переживая катастрофы, потрясения и тяжёлые времена, и потому память почти утрачена. А вот за три-четыре тысячи лет до меня тебе поклонялись народы в центре мира.

– Интересно, но непонятно. Расскажи о твоём времени.

– Изволь, Мардук Энкович, готов ли ты услышать рассказ, года этак на два?

– Как ты меня назвал?

– Мардук сын Энки. В уважительной форме Мардук Энкович по-нашему.

– Хм-м. Продолжай.

Наплевав на процедуру и этикет, Мардук уселся на верхней ступени лестницы, предложив мне место рядом. Свита сначала переминалась на ногах, но потом девчонки осмелели и, с интересом слушая нашу беседу, одна за другой расселись вокруг. Стражники тоже встали полукругом за спинами молодых тиаматианок, и, опираясь на копья, слушали нас или тихо переговаривались с Акти и Сагни.

По приказу Мардука слуги принесли фрукты, кубки и несколько кувшинов с вином и водой. Через полчаса на площадке зазвучали смех и шутки. Мардук оказался остроумным собеседником, и я получил истинное удовольствие от нашего общения.

– Ну, Антон, ты совсем подорвал авторитет Повелителя. Посмотри, во что превратилась церемония моего выхода к солнцу, – сказал Мардук, громко смеясь и хлопая себя по коленке.

– Ничего подобного. Ничего я не подорвал. Любая церемония либо внушает почтение, либо утверждает поклонение, но не вызывает любовь и уважение. А твои подданные любят и уважают тебя и твоего великого отца вовсе не из-за пышных и чопорных шествий. Позволь поднять кубок за тебя и Повелителя Энки, который прославится в будущем, как великий творец и податель жизни.

– Интересно, а как я запомнился в истории?

– В памяти народов ты останешься, как Бог честный, справедливый и свободолюбивый. Так, что со временем твои привычки не изменятся. У тебя особая судьба. Но разве ты смиришься с какой-то там судьбой?

– Нет, конечно.

– Так оставайся всегда самим собой и наплюй на историю, ведь она запоминает либо жестоких злодеев, либо кровожадных завоевателей, и очень редко мудрецов и освободителей. Но ты же не хочешь быть злодеем?

– Не хочу. Этого может хотеть только душевный калека. И всё-таки любопытно, что же меня ждёт в будущем?

– Не обижайся Повелитель. Но если тебе станет известна твоя жизнь, стоит ли тогда её жить?

– Ты прав. Давай выпьем за моего славного отца, истинного творца и Повелителя Земли на все времена.

– За Повелителя Энки! Ур-ра! Ар-ра!

Наша пирушка была в разгаре, когда со стороны парадных ворот раздался громкий мелодичный звук. От неожиданности все вскочили и попытались изобразить видимость порядка, превратившуюся лишь в бестолковую суету. В зал вступил Энки со своей охраной, облачённой в черный клановый цвет. Одним лишь взглядом он прекратил всякое движение на площадке, а затем подошёл к нам с Мардуком, и, встав напротив, строго уставился на нашу тёплую кампанию.

Не знаю, как выглядел я, но Мардук явно потерял важный вид. Его диадема куда-то запропастилась, длинные волосы растрепались, и он подвязал их ленточкой с колокольчиком, позаимствованной с ноги одной из девушек, которая к тому же потихоньку вставила ему в волосы белый цветок. Мешающая выпивке пектораль теперь лежала в вазе с фруктами рядом со скипетром. Мардук тёр кулаком нос, поправлял пояс и изредка бросал на отца короткие взгляды.

Я тоже ощущал попавшимся за курением школьником, то нервно одёргивал куртку, то приглаживал взъерошенные волосы и пытался сделать умные глаза.

Нахмурившийся Энки, уперев руки в бока, с полминуты стоял напротив нас, потом хмыкнул, поднял голову и громко и заливисто захохотал, вытирая выступившие слёзы.

– Ха-ха-ха. Антон, твой вид заметно изменился, но сам ты всё тот же самоуверенный и нахальный тип. Глядя на тебя, догадываюсь, что в твоё время будет процветать анархия и непочтение к старшим, но сегодня-то я ещё могу надеяться, что мой сын предложит кубок вина уставшему с дороги отцу.

Мардук засуетился, а я, совсем обнаглев от вина и смущения, облизнул губы и пригласил самого Энки быть третьим:

– Повелитель, нижайше прошу прощения, но на пирушке, как и в политике – глупость не порок. А мы как раз пьём за твоё здоровье.

Слегка обалдев от собственной наглости, я предложил Энки место среди нас. Он покачал головой, а потом ухмыльнулся, потянул Мардука за руку и уселся на ступени лестницы. Однако при этом я заметил, как он строго посмотрел на охрану и взглядом указал стражам на