Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На сентябрьском совещании высшее руководство ВПК пыталось убедить Горбачева, что западные инвесторы не могут заменить бюджетные ассигнования. Западные рынки оставались закрытыми для продукции советских военных предприятий и лабораторий. Докладчики один за другим просили Горбачева отменить бюджетные ограничения на НИОКР и другие связанные с вооружением программы. Более того, отрасли нуждались в четких долговременных перспективах. Горбачев, однако, завершил встречу пожеланием к руководителям ВПК самим искать пути выхода из сложившейся ситуации. Многие из присутствующих покинули Кремль растерянными и разочарованными.
12 ноября 1990 года американская делегация посетила Ленинград и Москву, чтобы встретиться с руководителями предприятий ВПК. Встреча была организована ИМЭМО, ведущим аналитическим центром Академии наук СССР, и неправительственным Советом по экономическим приоритетам (СЕР) со стороны Соединенных Штатов. В американской делегации не было крупных фигур из оружейных корпораций, группа состояла большей частью из университетских экономистов, политологов и нескольких представителей деловых кругов. Самыми представительными фигурами были губернатор штата Огайо Ричард Селеста и бывший директор ЦРУ Уильям Колби. Напротив, советская делегация была представлена людьми высокого ранга: Александр Яковлев, Велихов, Бакланов и несколько директоров и руководителей предприятий ВПК. Экономисты Шаталин и Яременко тоже присутствовали. Бакланов изображал радушного хозяина и сказал американцам: «Мы готовы допустить ваших специалистов ознакомиться с нашей военной промышленностью»[543].
Советская принимающая сторона показала американцам свои самые передовые и совершенно секретные объекты ВПК. В Ленинграде им устроили экскурсию на предприятие Ленинградского оптико-механического объединения (ЛОМО), крупнейшее по производству оптики для военной и гражданской экономики. Эта компания впечатлила американских гостей настолько, что они в своих отчетах включили ее в «высшую лигу, в которую входили еще только пять компаний в мире, включая Bausch&Lomb. В Москве американцы посетили «Алмаз», гигантский комплекс, где работали 73 тысячи рабочих и 7 тысяч инженеров и который создавал передовые системы ПВО. Его директор, академик Борис Бункин, хотел специализироваться в производстве радио- и телевизионных приборов, магнитофонов и другой потребительской электроники. Также американцы побывали на машиностроительном предприятии «Энергия», которое производило ракеты «Протон», выводившие на орбиту космические спутники. Его директор жаждал производить экологическое и роботизированное оборудование для очистки от радиоактиного заражения и лечения раковых заболеваний, очищения вод, а также лазеры и рентгеновские аппараты. Но пока, жаловался он, государственная программа конверсии вынуждает их делать велосипеды, санки и сковородки[544].
Советские директора отличались поразительной открытостью в общении с американскими гостями. Они признавались, что у них совсем нет опыта международной торговли, создания совместных предприятий и маркетинга. Но они горячо желали все это делать, добывать кредиты и зарабатывать в твердой валюте. Они обращались к американцам за советом. Директор ЛОМО сетовал, что политика Горбачева предоставила его предприятие самому себе. Без американской поддержки, по его словам, советская оборонная индустрия разрушится, а это «опасно, учитывая, что мы обладаем ядерным оружием»[545]. Американские профессора в делегации были крайне удивлены. Директора советских военных заводов были большими энтузиастами рыночных механизмов, чем они сами! Один из американских экономистов говорил представителям советской принимающей стороны, что только государство в состоянии компенсировать издержки во время перехода к рыночной экономике, помочь сделать разумный и выгодный выбор и уберечь военные предприятия от спекулянтов, мошенников и разного рода схем, извлечь прибыль из хаоса. Другой американский экономист заключил: «Поразительно, как много советских людей хотели бы пожертвовать гарантированной государственной работой ради шанса стать предпринимателями». В американском отчете после поездки был сделан вывод: «Некоторые люди считают директоров военных заводов в Советском Союзе врагами реформ», но это не так. Переговоры в Москве и Ленинграде «выявили, что многие директора военных заводов полагают, что могут выжить в условиях рыночной экономики»[546].
В мемуарах Велихов вспоминает, как устроил швейцарскому инвестиционному банкиру Брюсу Раппопорту встречу с Горбачевым. Он был тот самый «Раппопорт», который упоминался на встрече в сентябре 1990 года. Горбачев, как обычно, завел речь о великом потенциале СССР и ее блестящем будущем. Раппопорт слушал со все возрастающим нетерпением, а потом прервал его: «Господин президент, можно я вам еврейскую историю расскажу?» Горбачев слегка оторопел, но согласился. «У еврея умерла жена. Когда ее похоронили и все разошлись, к скорбящему мужу подошел раввин и стал его успокаивать: ну, пройдет год, два – утешишься… «Год, два, – говорит еврей. – А что я буду делать сегодня ночью?»[547] Последняя фраза относилась к бедственному положению овдовевшего ВПК и отражало природу горбачевских реформ. Сильнейшая отрасль советской экономики и ее руководители приветствовали реформы и переход к рынку, но им было необходимо время, знания и опыт, а также государственная поддержка, чтобы выжить при переходе к глобальному рынку. Горбачев обещал светлое будущее, но оставил комплекс на произвол судьбы.
КУДА ТРОНЕТСЯ ЛЕВИАФАН?
На протяжении всей осени 1990 года Горбачев продолжал разбираться с Союзным договором, который его консультанты составляли, начиная с июня. Его целью было создание сильной федерации, в которой Президент избирается прямым национальным голосованием. Облеченный властью кабинет министров должен был состоять из глав республик. Президент оставался бы единственным гарантом конституционного порядка, ответственным за охрану границ, управление экономикой, оборону и международную политику, определение финансово-кредитной системы, формирование текущего бюджета и разрешение споров между республиками. Президентский центр оставлял за собой контроль за всем военно-промышленным комплексом и другими «всесоюзными» отраслями на территории Российской Федерации и других республик[548].
11 ноября Горбачев встретился с Ельциным, но российский бунтарь отверг схему Горбачева и заново озвучил собственные требования[549]. На следующий день после двухнедельного перерыва на каникулы был вновь созван Верховный Совет СССР. В настроениях депутатов отражалось недовольство их избирателей. По опросам общественного мнения самым частым ответом на вопрос, кому принадлежит верховная власть в стране, был: «Никому». Главным источником возмущений оставался продовольственный кризис. Даже депутаты теперь получали продовольственные пайки – две упаковки крупы, курицу, пачку сахара, 250-граммовый кусок масла и коробку конфет[550].
Особенно шумно выступала в парламенте группа «Союз», которая считала Горбачева и его правительство виновными в экономическом кризисе, национальном сепаратизме и расколе в отношениях с Западной Европой. Эта группа была создана в феврале 1990 года из коммунистов-имперцев и представителей русских меньшинств в союзных республиках. Рупором ее являлся полковник Виктор Алкснис, депутат, избранный военными и русскоговорящими жителями Латвии. Внук сталинского маршала, расстрелянного во время сталинских чисток, Алкснис был ярым советским патриотом. Его