и зарплат. В 1989 оборонный бюджет Советского Союза был урезан, согласно официальным данным, с 77,3 миллиардов до 71 миллиардов рублей, расчет на 1991 год прогнозировал дальнейшее уменьшение до 66,5 миллиардов рублей. Принимая во внимание инфляцию, это было резкое сокращение реального бюджета. Расходы на научно-технические и опытно-конструкторские разработки (НИОКР) снизились до 31 миллиардов рублей в 1990-м, с прогнозируемым снижением до 22 миллиардов в 1991-м. Программа «500 дней» требовала еще более значительного сокращения расходов на оборону. Лидеры ВПК не знали, где взять деньги на конверсию и переориентацию производства. Кто будет создавать новые производственные мощности? Что делать со старыми промышленными производствами, которые продолжают штамповать уже ненужное оружие? И как быть с накопленными запасами смертоносного оружия, использовать которое было немыслимо, – прежде всего ядерного оружия? Расходы на содержание этих запасов были огромными, стоимость их уничтожения и утилизации и того больше. Существовали еще программы производства биологического и химического оружия, о которых не знал даже Горбачев. Они включали арсенал смертельных вирусов от оспы до сибирской язвы; а также целый ряд бинарных химических ядов с кодовым названием «Новичок»[533].

Многие руководители корпораций ВПК искренне желали завершения холодной войны и хотели запустить совместные предприятия с новыми западными партнерами. Вплоть до лета 1990 года, однако, ни у кого из них не было возможности поехать на Запад, – любой несанкционированный контакт, не говоря уж об экономическом партнерстве, квалифицировался как государственная измена, и наказание могло быть самым суровым. Роман Горбачева с рыночной экономикой разрушил это табу. В августе 1990 года с его санкции группа высокопоставленных руководителей и директоров предприятий ВПК отправилась в Бостон, – для многих это стало первым в их жизни заграничным вояжем, – чтобы обсудить с американскими коллегами возможные проекты сотрудничества. В сентябре некоторые встретились с делегацией американских бизнесменов в Москве. Министр торговли США Роберт Мосбахер докладывал Бушу, что «(советские представители) говорили о том, чтобы мы могли приехать и помочь в конверсии некоторых военных заводов и даже предлагали конкретные проекты. Если дать этому развитие, то, по-моему, это сделает их движение к мирному слиянию с семьей западных наций необратимым»[534]. При посредничестве Академии наук, в частности, стараниями ее вице-президента Евгения Велихова, часть глав советских военно-промышленных корпораций начали агитировать иностранных инвесторов и с разрешения Кремля даже приглашать их на засекреченные объекты.

28 сентября 1990 года Горбачев открыл совещание в Кремле, где верхушка комплекса собралась, чтобы обсудить программу конверсии от плановой военизированной экономики к рынку и мирному производству. За плечами у всех был многолетний опыт управления гигантскими государственными предприятиями, где работали десятки, а часто и сотни тысяч людей. Все они принадлежали к высшей партийной номенклатуре и имели высший допуск секретности. В течение многих лет главной организующей структурой для всех этих чиновников были Отдел оборонной промышленности ЦК КПСС и Военно-Промышленная комиссия при Совете Министров. Они явились на совещание, чтобы высказать свои претензии и рассказать о проблемах. Прежде всего их интересовало, что партия и государство может сделать, чтобы помочь им пережить болезненный переход к рыночной экономике. Никто из них понятия не имел, чего ожидать в ближайшем будущем. Пятилетний план, предложенный правительством Рыжкова, предусматривал снижение производства танков в два с половиной раза, а также сокращение вдвое производства ракет и военных самолетов. Правительство хотело, чтобы ВПК вместо этой продукции увеличил как минимум в 2,4 раза выпуск оборудования для сельского хозяйства, в 2,5 раза для медицины и в 1,8 раз для отраслей товаров широкого потребления. Объем производимой комплексом бытовой электроники должен был увеличиться вдвое[535].

Дискуссия в кремлевском кабинете Горбачева, как и ожидалось, выявила острые разногласия между либералами и консерваторами. Молодой экономист Юрий Яременко, специалист по китайским экономическим реформам, убеждал руководителей ВПК ускорить переход к выпуску потребительских товаров, – их кадры и ресурсы должны были перезапустить советскую экономику. Именно этого хотел Горбачев[536]. Идея выглядела многообещающе, но ее реализация в скором времени вызывала сомнения. Евгений Велихов, вице-президент Академии наук, выступал за сотрудничество между предприятиями ВПК и американскими корпорациями. Он уговаривал Горбачева отменить правила соблюдения секретности, которые требовали одобрения на самом верху поездок руководящих представителей ВПК за границу и заключения ими сделок[537]. Он исходил из того, что американцы согласятся на такой революционный шаг в качестве сотрудничества с бывшими врагами и конкурентами по холодной войне.

Несколько директоров предприятий ВПК доложили Горбачеву, что они уже начали изучать варианты создания рыночных структур и партнерских отношений с Западом. Директор крупного производства военной электроники сообщил, что ведет подготовку к началу массового производства видеомагнитофонов. Другой руководитель планировал использовать военные спутники для создания мобильной телефонной связи по всей стране. Министр судостроительной промышленности установил деловые связи «с неким Раппопортом», швейцарским инвестиционным банкиром, который обещал найти деньги на реконструкцию судостроительных верфей Черного моря. Поиск «совместных предприятий» порождал и другие поразительные предложения. Руководители советского радиоизотопного завода при явном одобрении сверху обратились в американское министерство энергетики с предложением продать пять килограммов изготовленного в СССР плутония-238 – топлива для ядерного оружия – по цене 1200 долларов за грамм. Сделка должна была совершиться за наличный расчет, затем планировалась поставка десяти килограммов к концу 1990 года, и еще двадцати килограммов в 1991-м. Советский плутоний стоил значительно дешевле, чем произведенный в США. Удивленные американцы совещались, стоит ли соглашаться на это беспрецедентное предложение, но так и не решились его принять[538].

С более консервативного фланга в ходе совещания выступал Олег Бакланов, секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам, и шеф КГБ Крючков. Бакланов сомневался в возможности быстрой конверсии ВПК в рыночной экономике. Он высказал озабоченность, что без государственного финансирования этот элитарный сектор советской экономики просто рухнет и высококвалифицированные специалисты будут торговать в кооперативах. Более правильным решением, по мнению Бакланова, стало бы восстановить финансовую стабильность в стране. Это был слабо замаскированный призыв к диктатуре[539]. Крючков отвергал сотрудничество с Соединенными Штатами. Он предостерегал, что Америка хочет разрушить советский ВПК и использовать финансовые стимулы, чтобы выведать советские секреты. Советский Союз остался бы сверхдержавой только постольку, поскольку обладал научно-исследовательской базой, которая позволяла ему сохранять конкурентное преимущество[540]. Евгений Примаков, искушенный в мировых вопросах академик и советник Горбачева, предлагал другое решение проблем комплекса[541]. Он также не доверял добрым намерениям США. Тем не менее Примаков убеждал руководителей ВПК учиться у своих соперников в холодной войне и наращивать глобальный экспорт советского оружия. Вместо сокращения производства вооружений советские оружейники должны были находить для них рынки. «Почему мы так испугались АНТа?» – вопрошал он. Примаков имел