Поймав себя на этой мысли, Пахомов грустно усмехнулся. Сколько ей? Двадцать два? А ему скоро сорок четыре, как раз в дочери годится.

Юля подошла к кровати и протянула высокий стакан с соломинкой. В нем плавали кусочки киви, лимона, пахло джином.

– Держи. Я залезла в холодильник, там полно фруктов и выпивки.

– Спасибо.

И вдруг, поддавшись минутному порыву, Борис сказал:

– Там, возле входной двери, пакет. Принеси его.

Не выпуская из руки бокал, Юля сходила в прихожую.

– Принесла, что дальше? Открыть?

– И надеть.

Она осторожно развернула шубу и накинула прямо на голое тело, повернулась перед зеркалом, прижала мех к щекам.

– Это тебе, подарок.

Глаза девушки загорелись.

– Борис Алексеевич, спасибо, я даже не знаю, такая шикарная вещь… Заслужила ли я?

– Еще заслужишь. Ну-ка, повернись, я посмотрю на тебя.

Наблюдая, как Юлечка кружится в длинной, до середины икры, шубе, Пахомов невольно подумал, что Наташе шуба была бы до щиколоток. Девушка то прижимала мех, будто укутываясь, то распахивала, показывая грудь, то вытягивала ногу.

– Достаточно, иди ко мне.

– Я в этой шубке, как кошечка, и я иду к своему котику, – проворковала Юля и нырнула в кровать, на ходу скинув шубу на кресло.

Пахомов замер:

– А вот кошечкой я тебя называть не буду. Ты у меня будешь рыбкой.

– А как мне тебя называть?

Он засмеялся:

– Папиком, как же еще! Ну, а теперь заслуживай шубку. Делай все сама, – и он закинул руки за голову.

Наутро Пахомов отправил девушку домой, затем встретился с Сергеем, отдал загранпаспорт Юли и целый день отсыпался. К вечеру у него на руках было два тура в Эмираты.

Новый год они встречали в «Гигант-холле». Шоу поражало блеском, размахом и множеством известных артистов на сцене. Конечно, Юля знала, что новогодние телевизионные программы записываются заранее, но все-таки удивительно было воочию видеть звезд если не первой, то второй величины, в то время как вся страна смотрит телевизор, не подозревая, что в данный момент их кумиры выступают в этом шикарнейшем питерском клубе.

Среди гостей оказалось немало знакомых Пахомова, в том числе банкир Натан Израилевич с женой, рыжей немолодой еврейкой.

– Борис Алексеевич, – приветствовал его Кушнер, – сто лет тебя не видел! Когда нужны деньги – все идут к Натану, а когда деньги есть – кому нужен старый еврей?

Он отвел Бориса в сторонку.

– Какая с тобой красотка! Но ведь, кажется, это не твоя жена?

– Нет, – покачал головой Пахомов.

– У тебя всегда были самые красивые девушки, – вздохнул банкир, – и даром.

Борис рассмеялся:

– Все, Натан, старею – уже за деньги!

– Ты всегда был гусар, Боря. Послушай добрый совет: будь осторожен! Эти финтифлюшки способны обобрать человека, как липку!

– Никак ты прогулял нажитые с моего кредита деньги с девочками? – изобразил удивление Пахомов.

– Ни боже мой! Мне столько не прогулять. Ну, раз в месяц, по сто долларов… Мне не прогулять тех денег за пятьсот лет! Я таки оставлю своим детям немного. Но ты, Боря… Подумай о будущем, если так швырять деньги на ветер, – он кивнул на красотку Юлю, – что будут кушать твои дети?

– Натан, ты ведь знаешь, детей у меня нет, только пасынок. Я его очень люблю, но думаю, что даже если я в течение двадцати лет каждый день буду тратить на женщин столько, сколько ты в месяц, ему таки все равно еще хватит покушать, – передразнил Борис.

Натан ничуть не обиделся.

– Как говорят в Одессе – мы еще будем посмотреть, кто из нас прав. Знаешь, Боря, скажу тебе по секрету: у меня дети учатся в Штатах, вот подкоплю им немножко, и сам туда переберусь, чтобы не видеть, что творится в этой стране. Ты только посмотри на эти рожи!

Кушнер взглядом показал, кого имеет в виду. Компания, около десяти мужчин и примерно столько же женщин, расположилась за длинным столом, во главе которого восседал весьма странный тип. Его морщинистое, деревенского склада лицо с низким лбом и глубоко посаженными глазами совершенно не вязалось со смокингом, в который он был облачен. Примерно так выглядел в советские времена деревенский тракторист, раз в год по случаю поездки в областной город надевший непривычный костюм и застегнутую на все пуговицы белую рубашку. Даже с большого расстояния было видно, что узловатые руки мужика испещрены наколками.

– Кто это? – поднял брови Пахомов.

– Кирпич. Слыхал про такого?

– Бандит какой-нибудь? Из тамбовских?

– Нет, наш, питерский. Вор в законе. Говорят, держатель общака и третейский судья у наших головорезов. Из шестидесяти лет тридцать пять провел на зоне. Совсем недавно вышел. Братва тут же предоставила ему шикарный загородный дом. Я думаю, у тебя такого нет, и у меня тоже. А ты посмотри, как ему свита в рот смотрит… Стоит ему пальцем пошевелить, и все желания исполняются. Ему не надо работать, не надо платить ни за что – просто король какой-то!

– Преступного мира… – докончил Борис.

– Вот именно. И эти люди в нашей стране – хозяева жизни, в большей степени, чем ты или я. Поверь, я знаю, что говорю.

– Думаешь, в Америке лучше?

– Я тебя умоляю, Боря! Я тоже изучал политэкономию и читал Марио Пьюзо. И я тебе скажу: у них даже в тридцатых не было такого, что у нас сейчас творится. А у меня нет шестидесяти лет в запасе ждать, пока наша мафия станет более цивилизованной. Там, так или иначе, они уже занимаются бизнесом, а эти умеют только отнимать и убивать.

– Вижу, сильно они тебя достали!

– Слушай, – Кушнер понизил голос, – я отдаю им десять процентов, а что я с этого имею? Одни головные боли! Они ведь приходят еще, и просят в долг, и хоть бы раз отдали, я не говорю за проценты! Тебе, Боря, хорошо – в твоей империи своя мафия.

– Полегче, Натан, всего лишь охранная фирма. Да, держат ребята район, но ни о каких лишних поборах и речи нет. Новоселов мужик жесткий, но справедливый. Может, и тебе под его крыло перейти? Валера с твоими опекунами вопрос обсудит, заплатишь отступного, переведешь центральный офис на нашу территорию и спи себе спокойно.

– Знаешь, где мы будем спать спокойно?.. – Натан вздохнул и махнул рукой. – Ладно уж, помучаюсь еще годика два-три и махну в Америку или в Израиль, пока отпускают.

– А вдруг власть раньше изменится? – совершенно серьезно заявил Пахомов. – Летом выборы.

– Не накаркай! Ельцин хоть с больничных не вылезает, но попомни мое слово – к лету его подлатают, и опять будет, как новенький. И выберут, несмотря на то, что он по уши в дерьме с Чечней.