На следующий день начальник Базы Донат Андреевич Кожевников появился на Базе только к обеду и сразу позвал меня к себе. Едва поздоровавшись, Донат Андреевич передаёт мне приказ генерального, датированный позавчерашним числом.

В этом приказе не было ни одного слова о действующем начальнике ЛИК Николае Васильевиче Лашкевиче. Спрашиваю у Кожевникова: как быть с Лашкевичем? Ответ очень простой: как хочешь! Взял приказ, пришёл к Лашкевичу.

— Получил приказ, сразу хочу сказать, что никакого отношения к его появлению не имею, и, если Вы меня не благословите на это дело, работать откажусь.

— Событие это, Миша, неизбежно, так что не выпендривайся, берись и работай, а мне подбери что-нибудь поспокойнее.

Сразу сочинили проект приказа. Николай Васильевич Лашкевич назначался заместителем начальника ЛИК по работам на филиалах. Новый должностной оклад плюс персональная надбавка сохранили денежное довольствие. На словах договорились — я гарантирую свободный график работы, загрузка по его собственному выбору. Кожевников подписал приказ без размышлений, и, как мне показалось, с душевным облегчением. На оперативке в 16 часов Лашкевич сам объявил приказ о перемещении начальников в ЛИК.

Справа налево: В.В. Ульянов и Н.B. Лашкевич

Николай Васильевич был ведущим инженером в том трагическом полёте на первом Ту-95. Командир АД. Перелёт дал команду всем покинуть самолёт, остаться бортинженеру. При покидании самолёта на Лашкевича попало горящее топливо. К счастью, если вообще можно считать счастьем орошение горящим керосином, тело и парашют не пострадали. Обгорела одежда, карман и лежавший в нем кошелёк с деньгами. В момент перемещения меня на ЛИКовский престол Лашкевич достал из сейфа, где хранились все «тайны», обгорелый кошелёк и передал его мне вместе с ключом: «Учти, Миша, на этом месте можно и погореть!» Он, как всегда, оказался прав.

Пока я с приказами бегал из корпуса в корпус, молва разнеслась по всей Базе. К концу дня по новому номеру внутреннего телефона позвонила супруга: «Ну что, начальник, домой пойдёшь? Пошли, забирай дочь, встречаемся у проходной».

Встретились у проходной, нырнули в автобус и помчались домой, собираться на пару недель в Крым. Родители были на садовом участке с многоговорящим названием «Садовое товарищество имени А.Д. Перелёта», (поэтому все приказы Туполевской фирмы в первую очередь обсуждаются «аксакалами» под сеныо яблоневых садов).

Когда мы с супругой вечером в пятницу на машине, загруженной продуктами на будущую неделю, приехали на дачу, родителям уже сообщили, что на кабинете начальника ЛИК появилась новая табличка «Ульянов Михаил Владимирович». Для отца, простого бортмеханика, начальник ЛИК был наместником Бога на земле, и вот через двадцать пять лет после того, как он привёл на аэродром учить уму-разуму своего подранка, его фамилия с родными инициалами указана на табличке у кабинета начальника ЛИК. Событие это превзошло всё, на что он рассчитывал. Когда мы с супругой появились на даче, родители просто сказали «молодцы», они лучше всех знали, что этот воз мы волокли вдвоём, и ещё не понятно, кто в упряжке является коренником.

М.В. Ульянов на новом рабочем месте

Когда я получил новое назначение, мне пришлось расстаться с испытательными бригадами. Г.К. Поспелов стал заместителем начальника ЛИК, а начальником бригады «154» стал С.П. Авакимов. Начальником испытательной бригады изделия «К» и ведущим инженером самолёта «01» стал Анатолий Кузьмич Яшуков. Ведущим инженером самолёта «03» (второго лётного) стал Виктор Алексеевич Наумов. Заместителем начальника испытательной бригады остался Раоф Аминович Енгулатов.

Прощай вольница казачья, написал полётный лист, парашют на плечо — и пожалуйста, в любую сторону твоей души. А здесь пристёгиваться не надо, сам не отойдешь дальше, чем позволит длина телефонного провода. Повелитель всей радиосвязи

ЖЛИиДБ Виктор Иванович Гаврюшкин установил в кабинете радиостанцию, по которой можно прослушивать все аэродромные каналы. Вот этого мне только и не хватало, пришлось учиться слышать то что нужно в радиообмене аэродрома.

Определить напрямую причину катастрофы Ту-144Д не удалось. Провели «оздоровительные» доработки и приняли решение возобновить испытательные полёты.

В одном из полётов командиром был С.Т. Агапов, ведущим инженером — С.П. Авакимов. Вскоре после взлёта заметили быстро растущую разницу в показаниях топливомера и расходомера. Агапов, не мешкая, развернулся, что называется, вокруг хвоста, и, не сливая топлива, с большим превышением разрешённой посадочной массы, посадил самолёт. Едва освободив ВПП, Агапов дал команду выключить двигатели, обесточить самолёт и покинуть борт по схеме аварийного покидания. Когда экипаж по крылу спускался на землю, из центропланной части самолёта лил керосиновый дождь. Пожарники уже разворачивали рукава, чтобы смывать керосин. Высушили самолёт, продули азотом баки и отсеки. Вскрыли панель технического отсека и обалдели. Топливная труба толщиной с руку, идущая от топливовоздушного радиатора, разорвана, раскрыта как тюльпан на лепесточки.

Этот узел установили в МИК на стенд и стараниями начальника МИК Павлюкова, подбором режима прокачки топлива через узел, научились разрывать трубу, как теперь говорят, на раз.

Оказалось, очень просто: обыкновенная конструкторская ляпа. На «144Д» для охлаждения воздуха, идущего на наддув кабины на сверхзвуковых режимах полёта, установлен топливовоздушный радиатор. На стендовых испытаниях установили, что через радиатор прокачивается избыточное количество топлива. Для сокращения прохода топлива в трубу установили дросселирующую шайбу. Эта шайба спровоцировала замечательную кавитацию, разрывающую стальную трубу.

Справились с кавитацией быстро. Надо срочно проводить эксплуатационные испытания. Необходимо выполнить беспосадочный полёт в Хабаровск.

Долететь до Хабаровска на Ту-144Д можно, только следуя по ортодромии. Ортодромия — кратчайшее расстояние между двумя точками на глобусе. При перелёте из Москвы в Хабаровск ортодромия проходит значительно севернее основных, привычных воздушных путей. Сразу возникла проблема запасных аэродромов. Ведущему лётчику Ту-144 Эдуарду Вагановичу Еляну пришлось на «154» обследовать все аэродромы от Красноярска до Камчатки и Сахалина, и по «северам», от Анадыря до Амдермы.

Почему-то эта эпопея опять досталась мне. За две недели бесконечных перелётов, совещаний и обследований аэродромов, накопили протоколов великое множество. Для кого-то эти протоколы послужили руководством к действию, а кому-то попортили карьеру. Да и сами мы насмотрелись всякого. На северных аэродромах наземную технику как привезли, так она и стоит под вековыми снегами, а ещё категорически не хватает сгущённого молока, так как белый медведь, провожающий детей в школу, оброк берёт исключительно сгущёнкой. Да ещё множество разных местных чудес…

Как-то стали ко мне прилепляться всякие экстренные дела; как что случится, обязательно мимо меня не пройдёт.

В записях Геннадия Ашотовича Амирьянца на эту тему есть замечательные строчки: «Всё в этом мире относительно. И подвиг подвигу— рознь». Старый