полёта, из-за ошибок ведущего лётчика ГосНИИ ГА Владимира Чумгуевича Мезоха самолёт свалился в штопор, и только благодаря таланту Сергея Тимофеевича Агапова полёт не закончился пышными похоронами. И как при выполнении контрольного полёта на Ту-22М с выключением двигателя в момент отрыва лётчик ГК НИИ ВВС не справился с управлением и разложил самолёт на морковных грядках.

А1 декабря 1980 года потеряли ещё один самолёт Ту-22М-3 при демонстрации поведения самолёта на минимально допустимых скоростях полёта, но на сей раз из-за ошибки нашего инструктора А.Д. Бессонова.

Анатолий Дмитриевич Бессонов на самолёте Ту-22М-3 закончил испытания по определению минимально допустимой скорости полёта в посадочной конфигурации. Теперь ведущий аэродинамик Нина Арсентьевна Заверняева десять раз перепроверит материалы, сделает замечания; протокол исправят и понесут его к начальнику бригады. Начальник расчётной бригады аэродинамики легендарный аналитик Пётр Михайлович Лещинский посмотрит протокол, попросит принести осциллограмму, чего-то, только ему понятное, померяет, умножит на коэффициент безопасности, и внесёт в протокол цифру, которая навсегда будет обозначать минимально допустимую скорость захода на посадку самолёта Ту-22М-3. Это значение скорости внесут в автоматические системы, и в кабине самолёта при достижении этой скорости будет мигать табло, квакать сирена, а взволнованная девушка из речевого информатора будет вбивать в мозг: «Внимание… увеличь скорость!» На этом можно было бы закончить повествование, если бы правила не предусматривали подтверждение этой цифры в полёте лётчиком заказчика.

Из ГК НИИ ВВС прибыли специалисты и лётчик Михаил Поздняков. Ведущий инженер Николай Зайцев подготовил полётное задание — практически повторение задания, выполненного Бессоновым. Проработали задание, экипаж подписал его и пошёл обедать. Зайцев пошёл подписать полётный лист в расчётных бригадах. Пётр Михайлович немного подумал и увеличил минимальную скорость, до которой надо затормозиться, на 10 км/час. Зайцев предупредил командира Познякова об увеличении скорости на торможении, утвердил у меня полётный лист и отправил его на КДП. В моей жизни эта подпись оказалась вторым заходом на «посадку» за халатность по 86 статье УК… Самолёт из полёта не вернулся!

Сообщение о том, что самолёт упал в конце зоны испытательных полётов, что вертолёт со спасателями вылетел, мы получили от руководителя полётов. Примерно через полчаса пришло сообщение: «Самолёт обнаружен на земле, вне населённых пунктов, самолёт горит». Затем пришло сообщение: «Обнаружена работа четырёх аварийных маяков». Через некоторое время сообщили, что подобрали всех членов экипажа, пострадавших нет. Быстро подготовили аварийную команду. Задача команды — изъять секретные блоки и регистраторы, аварийные и экспериментальные, если такие сохранились. Заслуга быстрого снаряжения аварийной команды, её обеспечения тёплой одеждой, деньгами, питанием и надёжным транспортом принадлежит Виктору Петровичу Вотинцеву.

С рассветом следующего дня аварийная команда начала работу на месте падения самолёта. Экипаж аварийного самолёта (командир — Михаил Поздняков, инструктор — Анатолий Бессонов, штурман — Анатолий Ерёменко, оператор — Борис Кутаков) вертолётом доставили в город Жуковский и поместили в ЦБЭЛИС (Центральная больница экспертизы лётно-испытательного состава) для медицинского обследования. Жалобы были только у Кутакова, на боли в позвоночнике, его оставили на лечение, остальных после осмотра отправили по домам.

На следующий день аварийная комиссия начала работу с опроса членов лётного экипажа. Командир самолёта Михаил Поздняков доложил, что перед посадкой в кабину ведущий инженер Николай Зайцев сообщил ему об увеличении на 10 км/час скорости торможения в заключительном режиме. Перед началом режима Поздняков предупредил инструктора Бессонова об упрощении задания, но тот велел выполнять режим, как договорились ранее. Записей никаких не сохранилось: в пожаре погибли записи и аварийных регистраторов, и экспериментальных. Удалось восстановить запись на магнитофоне. В магнитофоне запись ведётся на металлическую проволоку, она и сохранилась в пожаре. В испытательных полётах магнитофон включали на постоянную протяжку, а экипаж должен наговаривать на магнитофон всё, что видит и делает. В нашем случае штурман Александр Ерёменко на всём протяжении режима, вплоть до катапультирования, диктует скорость и высоту. Для расшифровки записей организовали специальную службу, возглавил службу опытнейший бортрадист, закончивший лётную работу — Николай Фёдорович Майоров. К середине следующего дня Николай Фёдорович превратил обгорелую железяку в бесценную информацию о лётном происшествии. Перед аварийной комиссией Майоров повесил плакат длиною в полстены, на котором, с интервалом в одну секунду, расшифровано, что говорили члены экипажа. Можете себе представить, какую работу за ночь выполнила бригада во главе с Н.Ф. Майоровым и В.И. Гаврюшкиным, чтобы превратить огарки в информацию!

Вот что поведал плакат изумлённой публике. Перед началом решающего эксперимента бортоператор Борис Кутаков напоминает, что скорость, до которой необходимо затормозиться, увеличена на 10 км/час и называет цифру. Бессонов отвечает, что тормозиться будем до скорости, о которой договаривались ранее, и называет цифру на 10 км/час менее. Вначале режим проходит спокойно, штурман диктует скорость. Скорость постепенно падает и… проскакивает обозначенную цифру скорости. Звучит команда Бессонова отдать штурвал, но скорость продолжает падать, становится безобразно малой, самолет начинает падение с большой вертикальной скоростью. Проходят команды на уборку шасси и механизации крыла — самолёт продолжает падать. При достижении критической высоты звучит команда покинуть самолёт.

Объяснения лётчиков не внесли ясности в причины сваливания самолёта. Позадавав разные вопросы, члены комиссии разбрелись по секциям. Я отправился к Петру Михайловичу Лещинскому пытать его, что он думает о произошедшем, и почему он увеличил скорость торможения? И услышал умные мысли экстраспециалиста! А.Д. Бессонов, великолепный лётчик, подобные режимы выполняет с величайшей осторожностью, с очень малым темпом торможения. Поздняков не имеет таких навыков и может проскочить заданную скорость. Из-за возможности такой ошибки Лещинский и увеличил минимальную скорость торможения на 10 км/час. Лещинский предложил наложить на этот плакат обработку магнитофонной записи, сделанной в полёте, когда Бессонов благополучно достиг минимальной скорости. Опять для радистов бессонная ночь, к очередному заседанию аварийной комиссии доработанный плакат должен быть готов. Следует отметить хорошо организованное хранение магнитофонных записей. Записи всех полётов переписаны на архивные кассеты, зарегистрированы и лежат в нужном месте.

Изучение нового произведения плакатного искусства показало, как с начала режима по темпу торможения Поздняков обгоняет Бессоновский «эталон» и невольно проскакивает обозначенную скорость. Звучит команда «Отдать штурвал», но самолёт уже попал в режим «подхвата». Подхват — нарушение обтекания крыла на больших углах атаки, на стреловидном крыле срывы начинаются с концевой части крыла, центр давления перемешается вперёд, начинается неуправляемое увеличение угла атаки.

Потерял скорость, свалился и с большой вертикальной скоростью помчался к земле. Далее посыпались ошибки! В темпе «эталонного» полёта звучат команды об уборке шасси и закрылков, а это только усугубляет ситуацию. Дорогостоящая техника потеряна, бортоператор стал инвалидом, внедрение самолёта Ту-22М-3 в войска задерживается минимум на год. Такова цена возникшего на ровном месте «человеческого фактора».

А.А Туполев