этом нет ничего аморального. Я всегда содержал нашу семью. Я мужчина, и я вправе иметь в жизни какие-никакие забавы. Суда доставляет мне удовольствие. И не более того. Ты должна быть мне благодарна, ведь я заранее предупредил тебя, что она будет жить с нами. Мне не нужно твое разрешение.

А он разве просил у меня разрешения? Я видела, что постепенно он гневался все больше. Я взволнованно поглядела на него.

– И, кстати, о какой такой морали ты говоришь?

– Я говорю о той морали, о которой говорят в моих сериалах!

– А, в твоих дурацких сериалах! – язвительно заметил он. – В этих твоих мыльных операх слишком много пустого сотрясения воздуха. Позволь задать тебе вопрос. Ты хочешь сказать, что индийские мужчины аморальны, потому что у них много жен? Ну и что скажешь? А, тебе нечего сказать! А мы так далеко и не заходим. Или взять исторические драмы про королевские семьи. Ты же не скажешь, что короли в этих драмах аморальны, потому что у них множество жен и наложниц, которые только и мечтают их ублажить. Ты считаешь этих королей аморальными? Ну же! Скажи мне что-нибудь!

Я молчала.

– Это же простые сравнения. Ты должна подружиться с Судой, чтобы вы смогли ужиться вместе. Ты понимаешь?

– Да, я понимаю, – ответила я, сглотнув.

После этого Сисак занялся реновацией дома, наняв плотников, чтобы они добавили еще одну спальню. Он купил новую кровать, матрас, телевизор и много чего еще, чтобы обустроить гнездышко для своей новой возлюбленной. Он с восхищением смотрел, как оно медленно рождается. Он проводил много времени в недостроенной комнате, рисуя в своих мечтах ее окончательный облик. Купленная им огромная кровать стояла в центре, покрытая простынями в несколько слоев, одеялами и пирамидами из подушек, тщательно подобранными в сочной, приятной гамме цветов.

Когда комната была готова, он привел негодяйку в дом. Воспользуйся этой возможностью, сказал он мне, узнай ее поближе. Он пообещал ей к переезду большой сюрприз, который ее сильно удивит. Думаю, она и впрямь была очень удивлена.

Она даже заставила себя прийти ко мне на кухню и завязать со мной беседу, спросив, что сегодня на ужин, и похвалив мою еду. Я точно знала, чего она хочет. Я не хотела притворяться благодушной, но мне это удалось, только ради того, чтобы в доме царил мир и чтобы г-н Сисак был счастлив. Она отлично сыграла милую девушку, порхая по кухне, покуда г-н Сисак наконец не сказал ей, чтобы она мне не мешала, а иначе я не смогу сосредоточиться, отчего пострадает качество ужина. Он пригласил ее осмотреть их новую комнату. На какое-то время они исчезли там. Уж как я ни старалась подслушать, они беседовали так тихо, что я не расслышала ни слова. Волей-неволей я стала воображать себе, что там сейчас происходило, и это меня еще больше растревожило.

Потом она очень странно повела себя за ужином. Пока мы все ели – Сисак, оба наших сына, негодяйка и я, – она не проронила ни слова, как и тот, кто построил для нее новую комнату в доме. Натянутость между ними буквально можно было пощупать. Г-н Сисак вдруг попросил меня узнать у нее, понравился ли ей ужин, на что она улыбнулась и кивнула. Короче говоря, герой заставил героиню заговорить с негодяйкой. Я сочла странным, что они больше не наслаждались беседой друг с другом.

После ужина она вышла на террасу. (Предполагалось, что мы изображали нечто вроде семейства, но она даже не удосужилась помочь мне убрать со стола.) Герой последовал за ней на воздух, предоставив героине разобраться с грязной посудой. Я слышала, как они о чем-то спорили на террасе. У меня сложилось впечатление, что негодяйке не понравилось их любовное гнездышко. Она заявила, что не просто его наложница, как я. Погодите, что? Зачем меня втягивать в это? Как тривиально. Она все усложняла и драматизировала ситуацию, как это и свойственно всем негодяйкам.

Она заявила г-ну Сисаку, что вольна делать все что угодно и ей все равно, что думают другие. (Ну, разумеется, ей было наплевать на всех!)

– Только твоя жена готова мириться с таким обращением! – воскликнула она.

Я? А что со мной не так? Что я делала не так? Я была готова задать ей эти вопросы, когда снова услышу от нее такое.

– Тебе не жалко свою жену?

Я опешила. Меня всю затрясло. Моей первой мыслью было: она поняла, через что мне пришлось пройти, и эта мысль меня утешила. Но я отогнала ее сразу же, как только она возникла. Я не собиралась попасться на наживку ядовитых слов негодяйки.

Я взяла себя в руки. Г-н Сисак – мой муж, у нас двое детей, и было бы правильно, чтобы я приняла его сторону. Она на него нападала, значит, мне следовало его защищать. Я заставила себя успокоиться и отнесла грязные тарелки на кухню, мысленно костеря негодяйку.

«Да ты только посмотри на себя! Сисак выделил для тебя в доме комнату, дал тебе крышу над головой. Чего тебе еще надо? Свободы? О, моя дорогая, неужели ты настолько глупа, чтобы требовать того, чего не заслуживаешь? Ты даже не видишь, что он привязан к тебе в гораздо большей степени, чем ко мне!»

Мою грудь сдавила острая боль. Ревность – чувство едкое. И она терзала меня безжалостно. Я чувствовала, как у меня разрывается сердце.

После того случая негодяйка не появлялась в нашем доме. Не знаю, хорошо это было или нет: Сисак тоже почти не бывал дома, а когда приходил, вид у него был несчастный. Мне его даже было жалко.

Увы, это все заслуги духов-хранителей, что жили в нашем святилище. Я молилась, чтобы они оберегали меня и мою семью от негодяйки, если и когда она осмелится у нас снова появиться. Я умоляла их избавить меня от нее и от невзгод, что она с собой нам принесла. После того, как они исполнили мое желание, я отправилась в святилище и оставила им подношение – сваренную целиком мясистую курочку.

Высокомерный сын

Г-н Сисак проводил время вне дома в поисках негодяйки – или так я считала. Все не было похоже на сюжеты мыльных опер, которые я смотрела по телевизору, где женщина сама льнет к мужчине, надеясь его соблазнить, но в том, как Сисак тосковал по ней и всячески старался ее вернуть, было нечто, что эти сюжеты напоминало. Могу сказать, что когда он возвращался домой ни с чем, сердце