ее дыхании должна ощущаться вонь вареной лапши, которую она, сидя на стуле, пожирала из огромной миски незадолго до съемок. Я не могла понять, почему герой от нее не отшатнется, испытав омерзение от того, как близко она к нему пристроилась. Вместо этого он вел себя с ней весьма любезно. И это помогло мне понять, что даже героя может охватить вожделение. А если на тебя нахлынуло вожделение, даже самый мерзкий запах может показаться соблазнительным. Так было, когда Сисак побежал за Судой, надеясь, что она к нему вернется, несмотря на то что та явно утратила к нему интерес. Я заметила, что мерзопакостность негодяйки отнюдь не ограничивалась сценами мыльной оперы, но что вся ее отвратительная сущность выплескивалась наружу, заражая даже пищу, которую она поглощала.

Когда эта сцена закончилась, Вияда вернулась на свой стул и к ней вернулось хорошее настроение. И вдруг меня осенило: я должна воспользоваться этой возможностью и обратиться к ней. С бьющимся сердцем и трясущимися руками я произнесла:

– Прошу прощения. Позвольте мне спросить у вас кое о чем?

Она слегка вздрогнула и повернулась ко мне. А потом произнесла своим претенциозным голосом:

– Да, дорогая?

– Я хотела вас спросить… – Слова давались мне с трудом.

– Ты хотела меня спросить…? – повторила она мой вопрос и добавила: – …Что надо есть, чтобы стать такой красивой? – и она разразилась пронзительным смехом.

– Нет, – произнесла я жестко. – Я хотела спросить, когда вы перестанете быть негодяйкой и станете лучше?

Она опешила. Видимо, в этот момент она поняла, что я не была настроена дружелюбно.

– А откуда ты знаешь, что я плохая? Это нечестно с твоей стороны – делать такие предположения! – могу вам сказать, вот тогда-то она и показала свое истинное лицо.

– Я вас знаю очень хорошо. Вам нравится играть негодяек – обольстительниц, плохих женщин.

Она громко расхохоталась.

– О, ну что ты! Это же актерская игра. Я же актриса. Ты разве этого не понимаешь?

– Ну, конечно, я знаю, что это просто игра, – мой голос задрожал. – Но вам нравятся такие роли, а это значит, что вы такая же, как и персонажи, каких вы играете. Разве вы не знаете, что это аморально – соблазнять чужих мужей и разрушать семьи? Вы будете гореть в аду.

– Что? Это проклятье? Ты пытаешься меня проклясть? – произнесла она, повысив голос. И она обратилась к членам съемочной группы: – Эта женщина безумная. Кто-нибудь может ее прогнать, пока я не вышла из себя?

В этот момент толпа обратила на меня внимание, и все стали смотреть, как я преподаю негодяйке урок.

– Собираетесь выйти из себя, да? А я вас не боюсь! – выкрикнула я, тоже повысив голос, чтобы не отставать от нее. – Почему бы вам не показать всем, какая вы на самом деле? Хотите меня ударить? Давайте! Хотите меня опорочить, давайте! Я не боюсь вас, потому что вы – негодяйка. А я простая женщина. Я хорошая жена и мать. Я живу добропорядочной жизнью и никогда не помышляла увести чужих мужей и сыновей, как вы.

– Эта женщина сумасшедшая! Уберите ее от меня! – взвыла она.

Кто-то из съемочной группы подошел и попытался загородить ее от меня. Толпа старалась осмыслить происходящее. Когда все услыхали мои слова, что я хорошая жена и мать, которая никогда не помышляла увести чужих мужей и сыновей, они, кажется, стали лучше понимать, кто я такая. И покуда члены съемочной группы пытались оттащить меня от нее, я заорала:

– Вы только поглядите на эту бесстыжую! Она нападает на простую женщину как я! – и я повернулась к людям. – Смотрите, что она пытается со мной сделать! Никто из нас не любит таких негодяек, как вы! Мы вас презираем!

И вдруг из толпы раздался голос, который потребовал от членов съемочной группы освободить меня и перестать оттаскивать меня от нее. Люди вокруг меня начали говорить, что я просто требовала справедливости, что я была вынуждена поинтересоваться у негодяйки, зачем она соблазнила моего мужа. Они стали меня защищать.

Все происходило так быстро, что у меня просто не было времени объяснить возникшее недоразумение, объяснить мои истинные намерения, а именно, что я просто хотела потребовать от актрисы перестать играть аморальные роли. Последовавшая затем кутерьма, как и поведение толпы, которая встала на мою сторону, не оставили мне выбора. Мне пришлось пойти на крайние меры. Мне удалось вырваться из рук членов съемочной группы, и я бросилась на завистницу, но прежде чем я успела до нее дотянуться, кто-то преградил мне путь, подхватил и оттащил назад. Толпа взревела.

Ему удалось оттащить меня на несколько шагов, и я закричала от боли и гнева, требуя отпустить меня.

– Извините, – произнес он. – Я сделал вам больно?

– Да, мне больно! – бросила я. – А вы кто? Почему вы так со мной поступили?

Он снова извинился и сообщил мне, что он врач. Когда я взглянула на него, я заметила, что он прилично одет, да, пожалуй, и вправду как врач. Он не был слишком высоким – чуть повыше меня, – но у него было загорелое, круглое и добродушное лицо. Он обернулся к толпе.

– Произошло недоразумение. Мне жаль, что так вышло, – сказал он. – Я врач. Моя клиника находится недалеко от этого рынка.

Кто-то в толпе его узнал, и все постепенно успокоились. Он снова повернулся ко мне. Сперва дотронулся до моей шеи и до темени тыльной стороной ладони, потом проверил мой пульс. Могу сказать, что он был искренне озабочен.

– О, да у вас жар! – сказал он и, повернувшись к толпе, продолжал: – Эта дама нездорова. – Он повернулся ко мне и сказал ласково: – Прошу вас, следуйте за мной. Вы очень больны.

– Я больна? – спросила я удивленно.

– Прошу вас, больше никаких вопросов. Просто следуйте за мной, хорошо?

Он повернулся к толпе и съемочной группе, снова извинился за недоразумение и попросил их простить меня, потому что я больна. Я успокоилась и внезапно ощутила смущение за то, как себя повела. Я не могла понять, что со мной произошло. Услыхав, как он сказал людям, что я больна, я поняла, что именно болезнь и спровоцировала меня на подобный поступок. Он взял меня за руку и увел прочь. Я послушно пошла за ним.

Мой дорогой спаситель

Врач привел меня в свою клинику. Я вцепилась в его руку так крепко, что у меня заболели пальцы, и боль прострелила вверх до плеч и в самое сердце. Испытывая смесь стыда и унижения и чувствуя, как сильно оно колотится, я чуть не упала в