Изабеллу и вижу, как она печальна. Я придвигаюсь к ней ближе, и она придвигается ко мне, протягивая руки.

Я беру ее в свои и обнимаю. Мое сердце начинает биться быстрее, и эта близость заставляет меня искать утешения в ней.

Все, чем она для меня является, мешает мне сопротивляться тяге потребности, которая шевелится в моей душе. Это кажется самым естественным, когда я опускаю свои губы к ее губам, и мы целуемся.

Мы целуемся и внезапно падаем в кровать, целуясь. Я не собираюсь сопротивляться тому, что мое тело хочет сделать дальше, потому что мой разум, сердце, тело и душа должны найти выход в ней, и это не только из-за сегодняшних событий. Это потому, что она — то, что мне нужно.

Мы снимаем одежду, и я проскальзываю прямо в ее гостеприимный проход, она готова ко мне. Всегда готова, чтобы я взял ее.

Я делаю это. Когда я начинаю входить в ее тело, занимаясь с ней любовью, все, что я чувствую к ней, стремительно вырывается на передний план моего сознания. То, как она касается меня, то, как она смотрит на меня, то, что она чувствует ко мне, — это то, чего я никогда не думал, что у меня будет снова. но… это не снова. Это первый раз.

Я влюбился в нее в первый раз, когда посмотрел на нее, и теперь я знаю, что мне это не приснилось. Она открыла во мне что-то, к чему только у нее были ключи. Это заставило меня влюбиться в нее, полюбить ее.

Только она могла заставить меня полюбить ее так, как я люблю ее.

Мы сходимся вместе, отдаваясь кульминации удовольствия, которое захватывает нас с обоюдной отдачей. Когда я снова смотрю на нее, я знаю, что она видит, что я чувствую. Это тот момент душа в душу. Это происходит снова. Момент, когда слова не нужны. Вы просто смотрите друг на друга и точно знаете, что чувствует другой.

Я никогда не испытывал этого ни с кем, и, продолжая смотреть на нее, я понимаю, что никогда не испытаю этого ни с кем другим, кроме нее.

Но мне лучше молчать, потому что я не могу дать ей то, что ей нужно.

Именно потому, что я люблю ее, я должен ее отпустить.

Я хочу, чтобы у нее было самое лучшее, но это не про меня.

Глава сороковая

Изабелла

Тристан держал меня на руках, пока я засыпала.

Я спала, и впервые за много лет я погрузилась в глубокий сон, не шевелясь и не испытывая страха перед кошмаром.

Это произошло вчера вечером, когда Кэндис находилась в больнице и боролась за свою жизнь.

Я только что проснулась, и первое, что пришло мне в голову, было воспоминание об этом ужасе.

Я одинока, и в моей душе чувство пустоты, от которого я не могу избавиться.

Я все еще виню себя. В тот момент, когда Доминик начал говорить, я поняла, что он в ярости из-за меня и Тристана, и у меня снова возникло это прокаженное чувство. Вина по ассоциации с моим отцом.

Потом, когда пуля вылетела из его пистолета в последний раз, я просто знала, что она попадет в кого-то. Я видела все в замедленной съемке. В тот момент, когда первая пуля вылетела из его пистолета, я знала, что впереди меня ждет катастрофа. Я была в этом уверена. А потом Кэндис подстрелили.

Крик, вырвавшийся из ее горла, все еще пронзает меня. Это был крик из глубины ее души и единственный звук, который она издала. После этого она просто замерла. Это был эффект пули.

Теперь пришло время ожидания, и я хотела остаться, но я поняла необходимость в некоторой приватности. Она для меня друг, но для них она как семья, и есть границы.

Поскольку, похоже, уже позднее утро, я встаю и переодеваюсь.

Я решила спуститься вниз, где смогу подождать новостей.

Я не хочу выглядеть так, будто мне здесь комфортно, пока Кэндис в таком плохом состоянии. Я и так чувствую себя дерьмом просто потому, что нахожусь здесь.

Сказать, что мир перевернулся с ног на голову за последние несколько недель, будет преуменьшением. Правильнее сказать, что он перевернулся во все стороны, кроме правильной.

Я спускаюсь вниз и вижу, как прислуга убирается. Несколько горничных делают обход. Старшая горничная спрашивает, хочу ли я завтрак, и я вежливо отказываюсь. Я не голодна, и у меня снова тошнотворное чувство. Я просто чувствую, что меня вырвет, если я выпью что-нибудь, даже воду.

Надеюсь, это чувство пройдет, как только я услышу что-нибудь о Кэндис.

Я выхожу на террасу, ведущую к пляжу, и смотрю, как накатывают волны. Это не похоже на те, что на острове, но так же великолепно. Весь дом великолепен.

Я слышала, что жена Массимо находится в безопасном месте. Глядя на это место, я задаюсь вопросом, что она за женщина и каково это — быть замужем за боссом.

Это не было бы похоже на то, как если бы я вышла замуж за Дмитрия. Круг Теней не похож на итальянскую мафию. Они существуют только для того, чтобы убивать и получать власть. Вот и все. Деньги и власть. История моей жизни. Они безжалостны и бессердечны, дьяволы, каждый из них, и нет жизни там, где они существуют.

Я не знаю, что теперь будет. Сомневаюсь, что Тристан и его братья продолжат, как планировалось, не с Кэндис в больнице. Я не хочу, чтобы они это делали.

Мне почти не хотелось покидать больницу. Я могу себе представить, что они должны чувствовать. Род-Айленд находится на другом конце страны. Далеко-далеко от Кэндис, если она в них нуждается.

Я остаюсь на террасе, пока не начинается дождь, а затем иду на кухню, решив выпить стакан воды.

Я вхожу, и через другую дверь входит человек, который пытал Сашу. Я напрягаюсь, когда вижу его, хотя знаю, что он не желает мне зла.

— Привет, меня зовут Ник, — говорит он.

— Привет, — отвечаю я.

— Тристан послал меня, чтобы сообщить, что с Кэндис ничего не изменилось. Он хотел сообщить тебе, чтобы ты не волновалась.

— Спасибо. Я ценю это, — я киваю и складываю руки вместе.

— Я буду здесь до конца дня. Тебе что-нибудь нужно?

— Нет. Я просто возьму воды и пойду в свою комнату.

— Просто позвони, если тебе что-то понадобится. Персоналу поручено продолжать работу в обычном режиме, поэтому обед скоро будет приготовлен.