Всем, кроме Августа. Его нигде не было.

Я подобрала с земли свой стакан – я даже не помнила, когда уронила его, – и стала проталкиваться сквозь толпу к бочонку. Когда я проходила мимо Тревора, он схватил меня за руку, но я вырвалась.

– Ты в порядке?

Я сделала вид, что не замечаю его. Я не собиралась устраивать этим засранцам два концерта за ночь. Я собиралась напиться и уснуть.

– Биби, поди сюда. – Рука сзади ухватила меня за все еще ноющий локоть.

– Ну что тебе? – огрызнулась я через плечо.

– Давай поговорим.

Фыркнув, я швырнула пустой стакан на землю – на этот раз нарочно – и дала Тревору увести меня в дом, по коридору, в крошечную ванную. Впрочем, мы там особо не разговаривали. Мы в основном сдирали друг с друга одежду.

Я была зла – на него, на Энджел, на Рыцаря, на весь чертов мир, – но в объятиях Тревора я чувствовала себя лучше, чем без них. Так что я предположила, что, сняв с него штаны, я решу многие свои проблемы.

Я расстегнула его ремень и джинсы, мечтая напороться на него, но, к своему изумлению, обнаружила, что у него даже не стоит. То есть ни капельки.

Тревор глубоко вздохнул и расстроенно откинул голову.

– Чертов литий.

Я, нахмурившись, посмотрела на него снизу вверх.

– Ты принял литий? – Даже я знала, что это не наркотик для вечеринок.

– Нет. Я принимаю литий, – сказал он, застегивая штаны. – От депрессии. И самореза.

– Господи. Ты режешься?

– Нет, с тех пор как принимаю литий, но… У него есть побочки. Особенно после алкоголя.

Мне бы пожалеть его, но я не стала. Я просто уже не могла. Я пришла, ища утешения и траханья, а вместо этого получила полный дом придурков, которые даже заступиться за меня не могли, а у этого на меня вообще даже не встало.

С меня было достаточно. Я подождала, пока Тревор смешался с толпой в гостиной, собрала свои вещи и пошла к Джульет. До нее было километров пять, но меня довело туда мое глубочайшее, душераздирающее разочарование во всем человечестве.

Я пришла к ее дому уже после полуночи, поэтому взяла ключ под вазоном, открыла дверь, на цыпочках пробралась в комнату Джульет, стянула ботинки и забралась в постель к своей, похоже, последней оставшейся подруге.

С утра Джульет, кажется, была рада меня видеть. Собираясь на работу, я рассказала ей обо всем, что случилось прошлым вечером, а она сказала, что ее дела с Тони тоже идут не наилучшим образом. Чем больше она пыталась уговорить его как-то собраться ради ребенка, тем больше он от нее прятался. Как раз прошлым вечером Тони уехал куда-то с Карлосом Альварезом и пока не возвращался.

Черт, я почувствовала себя скотиной. Я-то считала, что это у меня проблемы. А Джульет только-только исполнилось шестнадцать, и она должна была вот-вот родить чертова ребенка от наркодилера, связанного с местной бандой. Как вам такие перспективы?

Джульет отвезла меня на работу в «Корвете» Тони. Ее живот еле помещался за рулем. Она водила, как параноидальная бабушка, но, когда по радио Мадонна запела «Каникулы», мы сделали звук на полную громкость, начали подпевать во все горло и – на какой-то миг – снова стали вести себя как девчонки.

Доехав до работы, я обняла Джульет вместе с ее животом и сказала, что люблю ее. Не знаю почему. Мне просто показалось, ей это нужно. Когда она отъезжала, я готова была поклясться, что слышу где-то вдалеке рев мотора Рыцаря. Я замерла, как олень в свете фар, – прислушиваясь, приглядываясь, – но звук не приближался, а затихал.

Слава богу.

Выдохнув, я побежала на работу, мечтая для разнообразия сосредоточиться на чем-то бессмысленном.

Через несколько часов я выскочила на перекур и обнаружила у себя в телефоне шесть пропущенных звонков и три голосовых сообщения, и все от Тревора. Господи. Я прослушала сообщения, ожидая услышать: «Куда ты ушла? Я так волновался. Бла-бла-бла», но вместо этого Тревор спрашивал меня про Августа. Он хотел знать, не слышала ли я что-то от него и не знаю ли, где он.

В последнем сообщении Тревор просто сказал: «Позвони».

Я перезвонила ему с ощущением камня в животе. Тревор ответил на первый же звонок.

– Биби?

– Прости, что звоню только сейчас. Я на ра…

– Ты слышала про Августа? – перебил он.

– Хм, нет. А что с Августом? – спросила я. Камень в желудке начал пылать.

– Черт, Биби… Август умер.

Биби.

Август.

Умер.

– Что? – услышала я свой собственный голос.

– Мне страшно жаль. Я знаю, вы с ним дружили. Кажется, он ушел вчера с вечеринки, и потом… убил себя.

– Как? – Мне нужна была информация. Все это не имело никакого смысла.

– Он прыгнул с водокачки. Полиция утром нашла его тело.

Мир закружился вокруг меня.

– Я могу приехать?

– Я, эм-м… не думаю, что это хорошая идея. – Голос Тревора был каким-то чужим и дрожащим.

Нет. Нет, нет, нет.

– Тревор, а Рыцарь вчера больше не приходил? Когда я ушла?

Тревор долго молчал, а потом наконец сказал:

– Я… Мы просто больше не можем, да?

– Что он тебе сделал? Тревор, скажи, что случилось!

Молчание.

– Тревор?!

– Он ничего не сделал. Просто… он может. Он видел тебя в моем доме, Биби. Он теперь знает, где я живу. Если мы будем встречаться… Ну, в смысле чего ты от меня хочешь? Я не могу с ним бороться.

Я не могла поверить своим ушам. Каждое его слово было новым ударом ножа в рану.

– Так, дай я повторю, – прошипела я. – Фактически ты позвонил, чтобы сказать, что погиб мой друг детства и заодно что ты порвал со мной, потому что обосрался иметь дело с моим бывшим парнем. Я все правильно поняла? Больше ничего не хочешь добавить?

– Прости, – сказал Тревор. – Чего бы это ни стоило, но мне правда очень жаль. И, прежде чем ты бросишь трубку, я бы хотел еще кое-что сказать.

– Господи, боже мой. Ну, говори.

– Август оставил тебе записку.

Я предложила одной из своих сотрудниц половину зарплаты, если она одолжит мне машину. Она была матерью-одиночкой, ей надо было заплатить кучу денег за лечение ребенка, так что я знала, что ей нужны деньги. Я обещала вернуть машину через несколько часов, но сотрудница сказала, что она не нужна ей до конца смены. Я рассыпалась в благодарностях, и она вручила мне ключи от кучи ржавого мусора, «Понтиак Гран-при».