Появление посланника с ответом от Жана Батиста существенно снизило напряжённость. После тёплых слов приветствия охрана растворилась в ночи, а мы направились к храму по узкой тропинке. По мере приближения слова песни становились разборчивей:

Много народу было снаружи – процессия растянулась до отдалённых перекрёстков, но и в храме по-прежнему было яблоку негде упасть. В гримасах и жестах плотно стоявших людей сквозило смутное недружелюбие, когда они смотрели на чужаков, хотя нам и давали пройти. С одной стороны на крохотном пятачке двигались всем телом под безжалостный ритм танцоры обоего пола, а за ними в темноте, оседлав барабаны, трудились музыканты, словно дёргая пляшущих марионеток-танцоров за невидимую нить. При виде нас они не прекратили играть, комментируя наше появление гортанными выкриками из непонятных слов.

Во дворе за пределами храма толпились сотни людей. Царило праздничное настроение, над столами струился аромат жареного мяса с бататом. Казалось, близится ночной пикник. Но было и немного не по себе – шипели фонари «летучая мышь», расставленные по периметру двора. Их огни бросали тревожные блики на лица моих спутников. Лавируя между столами, мы подошли к тому, во главе которого заседал Жан Батист. Нас усадили и поприветствовали, не представив, правда, другим гостям. Извинения Рашели за опоздание шестеро особ, сидевших напротив нас, выслушали молча, как истуканы. Яркий свет у них за спиной не давал разглядеть выражение лиц. В воздухе, после нашего прибытия с задержкой, повисла гнетущая тишина. Я начал было травить бородатые анекдоты (раньше бывало, выручало), но моё шутовство не разрядило напряжённость. Инар тоже чувствовал себя неловко. Чтобы показать, что мы пришли не с пустыми руками, он извлёк из кармана брюк чекушку рома и торжественно встал из-за стола, держа её наперевес, намереваясь произнести пышный тост. Чекушка нежданно оказалась пустой, усугубив тем самым идиотизм нашего положения.

– Товарищи по ночи, – в словах, которые Инар выдал, сквозила неуместная лирико-задушевная интонация. – Все мы тут братья…

– «Все» – это как? – прервал его глухой голос напротив.

– Я хотел сказать, – запнулся Инар, – мы гаитяне, мы все… – Он имел в виду, что тоже из Бизанго.

– Что верно, то верно, – так же бесстрастно вымолвил темноликий. – Все мы тут дети Африки. Ну, или некоторые.

К счастью для Инара, чьи задушевные речи ещё неизвестно, чем могли для нас закончиться, люди вокруг закричали, что процессия возвращается. Все во дворе нетерпеливо ждали. Жан незаметно увёл нас внутрь храма, где тоже было полно народу. Сквозь ветви бамбука мы наблюдали за тем, как шествие змеится между холмов, то и дело выныривая из тьмы, подобно змее, хорошо изучившей свой маршрут. В руках паломников качались фонари, высвечивая меловую пыль, которая клубилась по обе стороны людского потока.

Доносился гомон голосов, свистки и отрывистые команды конвоиров. Щёлканье кнута задавало ритм гробу, который раскачивался на плечах носильщиков, подобно маятнику. В красно-чёрном серпантине струилось монотонное пение:

Народ валом валил в храмину, гроздья фонарей у входа высвечивали суровые лица разодетых участников ночного парада. Первым внутрь ворвался часовой; изображая пантомиму озабоченного сторожа, он скачками прошёлся вокруг ритуального столба. Следом пожаловал некто с верёвкой в руках, за ним гробоносцы. В помещении стало так тесно, что вид сверху напоминал купол красно-чёрного парашюта. Человеческие тела мерно дрожали в едином ритме. Центральное место заняла ослепительная дама в сверкающем блёстками шёлковом платье начала века. На голове этой леди красовалась пиратская треуголка с плюмажем из перьев страуса. Плавными жестами изящных рук она дирижировала толпой паломников, а её лицо, полускрытое головным убором, излучало полнейшую безмятежность, во взгляде читались пресыщенность и невозмутимость.

Происходящее напоминало неотвязный сон. Установленный поверх чёрно-красного флага, гроб купается в цветах. Каждый адепт задувает свою свечу и кладёт огарок в одну из бархатных шляп у подножия гроба. Царственная дама плывёт перед шеренгой, кивая каждому из гостей. Звон раковин и завывания свистулек тонут в нарастающем рёве людского восторга.

– Двадцать один залп во славу действующего президента!

Во дворе снаружи снова щелкает бич. Дама с головой в огромной шляпе, похожей на глобус, медленно поворачивается к постаменту столба.

Она – императрица, доходит до меня. Нас пригласили отпраздновать день основания её «державы».

Мужчина в роли герольда оказывается рядом с ней.

– Тишина! Вот сейчас мы… – обращается он, но слова тонут в криках гостей.

– Потише, народ, вы не у себя дома! Потише!

Жестом руки императрица приводит подданных в чувство.

– Сейчас, совсем скоро… – продолжает конферансье. – И мы представим вам присутствующих сегодня здесь президентов.

Далее звучат имена и фамилии высоких гостей. Их пятеро, включая Жана Батиста. Услышав своё имя, он выходит на авансцену. Императрица, подняв скуластое лицо, разрисованное под череп, объявляет церемонию открытой:

– 31-е марта 1984-го года, очередная сессия. Всею силой великого бога Иеговы, хозяина планеты Земля!

Внимание зала приковал к себе какой-то невысокий мужчина. Он окинул присутствующих мутным взглядом, и гул постепенно затих.

– Дорогие друзья! – начал коротышка. – Мы часто видимся к взаимной радости, делясь идеями и замыслами, так много значащими для всех нас. К несчастью, сегодня ночью мысли мои разбежались, воображение рассеяно, препятствуя чёткому изложению того, чем я так хотел с вами поделиться. Но всё равно всем спасибо, кто откликнулся на утреннее приглашение.

Сказав это, он какое-то время хранил молчание, словно тщательно выбирая слова.

– Братья и сестры! – продолжил он. – Сегодня мы собрались поделиться мыслями и чувствами по-братски. Единое чувство укрепляет наше братство, в этом смысл нашего ночного пиршества.

Да, мы имеем в виду организацию Бизанго, или, как её ещё называют в народе, Биссаго. Это национальная культура, неотделимая от нашего общего исторического прошлого. Такая же важная, как литература и наука для городской элиты. У народов и стран есть история, которую они хранят, а Бизанго сохраняет образ минувшей эпохи. Важнейший аспект нашего с вами национального духа!