– Тарелке нужна ложка, а ложке тарелка, – произнесла Рашель. И в её словах послышалось эхо слов, некогда произнесённых Марселем Пьером.

Жан снова засмеялся в ответ.

– Друзья мои, то, что вам показали – верхушка айсберга. Действо прошлой ночи не более, чем тренировка отдельной ячейки. Такие встречи проводятся раз в два месяца. А вот на будущей неделе состоится областной съезд всех секций Сен-Марка в честь открытия нового филиала. Сочту за честь, если вы составите мне компанию.

Официальная стоимость крови на Гаити – двадцать долларов за литр, если крестьянин купил её в Красном Кресте.

Марсель Пьер, Рашель и я, мы втроём наблюдали, как содержимое очередного мешочка с красной жидкостью входит через игру в костлявую руку жены Марселя. Тут же обагрилась кровью хлопковая простыня между её ног. Гаитянская больница напоминает тюрьму – забота о пациенте зависит не от его состояния, а от платёжеспособности родных. Еда, бельё, лекарства, даже само место на матрасе (тоже услуга для избранных) – всё это стоит денег.

Марсель распродал большую часть имущества, но пока что ни у кого не получилось вылечить его жену, которую приходится гонять по больницам в кузове грузовичка, теснившегося на рынках между местным бабьём и домашней птицей. Так и сегодня, Марсель на последние гроши привёз её сюда – в столицу, памятуя, что если не раздобудет новую порцию крови, к вечеру несчастная умрёт.

При таких обстоятельствах он не счёл унижением обратиться за помощью к нам. Ведь мне уже случалось выдавать ему небольшие «авансы» в период работы над новой порцией препарата. А он знал, что, во-первых, деньги у меня есть, а во-вторых, – я уже заплатил ему больше, чем стоит любой им изготовленный препарат. Но я не стал об этом напоминать, когда он заявился в Перистиль де Мариани. Увидав, в каком он состоянии, Рашель поцеловала гостя в обе щеки и тут же вынесла поднос с едой. Мы с Марселем обнялись и присели на диван. Теперь мы уже вполне представляли себе, какое место он занимает в тамошней иерархии, и как неважно идут сейчас его дела, тоже. Да, Марсель был хунганом, но мелкой сошкой, одним из тех, кто сам ищет клиентуру. Он был в глазах местных отщепенцем, сутенёром, шарлатаном и изготовителем непритязательных отрав. Сейчас так бросалось в глаза, что у него не было никакой поддержки. Гаитянин не плачет, но слёзы текли у Марселя из глаз. Я взял его за руку, не зная, что ещё сделать. Передо мной сидел человек, с которым меня связывало гораздо больше, чем я ожидал.

Репутация Марселя была прекрасно известна Бовуару, однако войдя в комнату, он поздоровался с ним на равных. Марсель был явно тронут этим жестом хозяина. Перед ночной церемонией Макс позвал Марселя за собой, и они оба чем-то занимались во внутреннем святилище храма. Позднее, после вступительной молитвы Бовуар торжественно назначил Марселя ведущим церемонии. Марсель воодушевился и запел, его стало не узнать. Как только в него снизошёл Огун, он заметался по периметру двора, срывая скатерти вместе с напитками к ужасу рассаженных за столами зрителей. А огненный дух, овладевший Марселем, бушевал, не унимаясь. Час назад можно было подумать, что смерть сомкнула над этим человеком свои объятия. Но она бессильна перед божеством внутри человека, пока оно внутри.

Большую часть следующего дня мы с Рашелью мотались по Порт-о-Пренсу в поисках крови и больницы для жены Марселя и съёмного жилья для дочери. Но это лишь одна из причин, по которой мы опоздали на церемонию Бизанго в Сен-Марке. Были и другие. Бульвар Трумана снова затопило дождём, на объезде возникла пробка, а потом правительственный кортеж заблокировал дорогу на северном выезде из столицы. А тут же Инар с предложением побывать на ещё одном съезде, который пройдёт чуть ранее в Аршайе. В общем, пока мы томились в пробках и гоняли Инара с поручениями в столице, вконец потемнело. Проливной дождь в темени, так что ни зги было не видать, мешал ехать на север, да и в Аршайе мы заехали неудачно. Нас ждали головёшки догоревшего костра. Желанный обряд в тамошнем унфоре, где уже было темно, завершился. Женщина в чёрно-красной робе рассказала, что во время церемонии кто-то умер, и люд разбежался. Наш джип летел по ночному шоссе на всех парах, но было ясно, что на рандеву с президентом Жаном-Батистом мы безбожно опоздали.

Из дома Жан-Батист уже ушёл, а старший сын не знал, по какому адресу назначено собрание. Следуя тому, что знал со слов отца, парень вывел нас на перекрёсток сразу за городом. Ветер растрепал тучи в клочья, и окрестность озарилась светом множества звёзд. Так и не дождавшись того, кто проводил бы нас на собрание общества (непонятно, где оно сейчас проходит?), мы с огорчением поплелись обратно в ночной Сен-Марк. Как только шум прибоя остался позади, Инар расслышал бой барабанов Бизанго. Высадив его на обочине, мы отвезли Батиста-младшего до дома и быстро вернулись туда, где остался Инар, который уже успел определить, откуда доносятся звуки. Он повёл нас к открытому полю за живой изгородью каучука. Посреди пустыря громоздились приземистые строения.

Откуда ни возьмись, прореху в ограде заслонил громадный тип, опоясанный канатами на манер пулемётных лент – страж. Его напарник блокировал путь к отступлению.

– Кто? – хрипло спросил незнакомец.

– Бет серен. Зверьё ночное, – невозмутимо ответил ему Инар. Часовой потеснился, уступая дорогу третьему шанпвелю, который приветствовал Инара хлопком по плечу.

– Ты откуда?

– Я с холмов.

– Где идёшь?

– Меж пальцев ног.

– Ты который?

– Я – мизинчик. Пятый я.

– Сколько звёзд идёт с тобой?

– Трое, – Инар протянул руку, но ему не ответили рукопожатием. Сумрачная фигура не двинулась с места. Тогда смело шагнула вперёд Рашель.

– Мы явились к вам по приглашению нашего друга Жана Батиста, – учтиво пояснила она. Мужчина зыркнул подозрительно.

– Он и белого пригласил?

– Так точно, но мы опоздали из-за сильного дождя.

Разобравшись с Инаром, старшой послал охранника сообщить о нашем прибытии собранию. Несколько минут пролетело в молчании, пока мы слушали бой барабанов. Хотя до храма было не более сотни метров, они были слышны не так громко, как с дороги. Всё, как сказал Эрар, «когда Бизанго бьёт в барабаны у тебя под дверью, кажется, что они где-то далеко, а когда далеко – кажется, что бьют у тебя в голове».