– Ве-ра, сложно сказать, что побуждает меня мирится с твоей наглостью…

– Любопытство, Сехмет. Но больше я не скажу ни слова.

– Хорошо! Он жив, ему ничто не угрожает. Он просто отправился залечивать рану. Рану, нанесенную человеком, он исцелил бы за мгновение. Но пламя Ра не игрушка. Это серьезная травма даже для него. Вернется он скоро. А пока – я присмотрю за тобой. А теперь скажи мне, откуда, по твоему, взялись мы, боги?!

– Я не была лично знакома с вашим папенькой, но сильно подозреваю, что посеяв жизнь на миллионах планет, он особо не выбирал, какие именно осеменять. Наверняка были планеты с отвратительными условиями, где выжить могли только, допустим, особи, умеющие менять свой облик на львиный или вообще – на любой. Где-то были планеты, на которых местная жизнь развивалась так, что для выживания необходима была телепортация. Ну и так далее… Взяв взрослых половозрелых особей с таких планет, он, возможно, скрещивал их, их потомство и помещал в различные тяжелые условия…

– А дальше?

– А дальше, я думаю, он истребил исходные планеты. Как лаборант моет пробирки после опытов. И каждый из вас – результат очень длительного генетического отбора и экспериментов. А ваши народы, с кем вы могли бы скрестится – уничтожены. И еще думаю, что есть некая граница, не позволяющая вам размножаться. И установлена эта граница даже не им, а, скорее уж, самой вселенной. На кой ей толпа бесконтрольно размножающихся бессмертных? Что, опять таки, говорит в пользу того, что Создатель – это и есть вселенная.

Не знаю, что там себе думала богиня, а я решила перекусить. Да и амбросов уже хотелось. Легко, конечно, рассуждать со стороны. Думаю, ошарашила я ее прилично. Но когда-то же нужно было мне свести в кучу все мысли по поводу Анубиса и моих странностей? Вот она и подвернулась «под горячую руку».

Я подошла к накрытому столу, грустно посмотрела на овощной салат, кусок роскошной ветчины, творог со сливками и вечно-горячий чайник и спросила:

– Сехмет, ты же тоже можешь всякое такое? – я расплывчато покрутила в воздухе руками…

– Что именно, Вера?

– Ну, колдовать или, как там правильно сказать-то… телепортировать сюда все, что угодно?

– Я не слишком понимаю тебя, что именно я должна телепортировать?

– Селёдочки бы малосольной, а? – я просительно посмотрела в прекрасные львиные глаза… – Селёдочки и с горячей картошкой! И еще – хлебушка чёрного! Ну, один-то раз ведь можно?! И маслом подсолнечным не забудь полить!

Привычки к еде человек приобретает в течении первых лет жизни. И никакие амброзии и нектары не способны потом заменить то, что ему казалось вкусным все детство…

Я с умилением и восторгом смотрела на стол, где в янтарном пахучем масле раскинулись серебрящиеся ломтики крупной селедки, щедро посыпанные полупрозрачными кольцами лука, парила миска молодого отварного картофеля и, порезанный толстенными ломтями, лежал кирпичик бородинского! Божественно! Просто – божественно!

Хотя, от пары амбросов после еды я все равно не откажусь…

Я ела и спала, много гуляла и рисовала, обдумывала и записывала идеи для будущего свода законов. Звучит серьезно и даже как-то возвышенно – девушка не просто ест-спит, а живет богатой духовной жизнью! Но – нет…

После ухода Сехмет никто больше не приходил. Еда появлялась сама собой, вовремя. Жаловаться на скудный стол я не могла. Ежедневно во время моей прогулки обновлялась комната – на постели появлялось чистое белье, полы сияли после влажной уборки, в ванной комнате стерильная чистота восстанавливалась каждый раз, как я из нее выходила.

Первые дни после нападения я откровенно тюленила. Это было так здорово! Просыпаться, когда захочется, дремать в саду на мягкой траве, обложившись натащенными с кровати подушками. Пропустить кашу на завтрак и просто оборвать персиковое дерево! Каникулы были восхитительными! Дня через три-четыре я поняла, что уже отдохнула. При постоянном наличии амбросов у меня больше приступов горячки. Мне кажется, я даже стала ест меньше этих медовых хрустяшек. Одно то, что они неизменно находятся практически на расстоянии вытянутой руки, значительно успокаивало меня. Ну, и к тому же, здесь был удивительный воздух – свежий, чуть влажный, никакой изнуряющей жары.

У меня даже появился некий режим. Время я определяла по продуктам на столе. Утром, обычно, была каша и молочка, иногда – омлет. В обед суп, что-то мясное или рыбное и овощи, ужин – как обед, только без супа. На столе всегда стояла ваза с отменными фруктами, да и в саду я могла пастись сколько угодно. Почти каждый раз я выходила на прогулку и видела, что меняется все, кроме куста амброса. Поэтому иногда натыкалась то на разные сорта черешни, то на дивные ряды винограда или апельсиновое деревце.

Через некоторое время я заметила, что мой путь до дома слегка удлинился. Сперва списала на собственную лень. Потом стала отсчитывать шаги. Если в первый день насчитала чуть больше двух тысяч, то через четыре дня было уже три тысячи. Пространство сада, доступное мне, росло. Но я даже не знала, хорошо это или плохо.

После завтрака – гуляла, после обеда – спала, промежутки занимала рисованием и вязанием. Выбор у меня был – акварель, гуашь, цветные карандаши. Отличного качества бумага. Я придумывала узоры для ковров, иногда простые, иногда – весьма причудливые. Повадилась вязать бессмысленные корявые чепчики и пинетки – в тумбе, которую оставила Сехмет, кроме красок и бумаги был еще ящик с разноцветными клубками и мотками. Вязать я толком не умела, посмотрев на корявые изделия я, как правило, распускала их и начинала снова. Но все было таким крошечным, что на вязание, например, одного чепчика, уходила только пара часов.

И все равно мне было очень тоскливо – разговаривать я могла только с Баськой. Эта бесстыжая морда опять круглилась в очередной беременности. И ходила со мной на прогулки и постоянно выпрашивала у меня амбросы. Иногда даже ухитрялась съесть целый плод. Сперва я опасалась последствий для нее. А потом махнула рукой – животные гораздо тоньше нас чувствуют, что вредно, а что полезно. Надеюсь только, что её котята не будет плеваться огнем.

Ощущение одиночества давило все сильнее…

Я не слишком поняла, почему мне не принесли книг. Ну, тогда, когда Сехмет мне сделала селедку с картошкой – ведь понятно же, что не сама готовила, а стащила со стола у кого-то. Скорее всего – у кого-то из России. Ну, может и не стащила, в прямом смысле, а просто скопировала. Не суть… Что мешало ей уходя оставить мне не только краски, нитки и бумагу, а еще и какие-нибудь справочники, книги, да хоть бы любовные романы! Сейчас я была бы рада и этому.

Все чаще вспоминался Имхотеп…

Я тосковала по Хасему – это можно было сказать честно. Не знаю, что он тогда наговорил этому Анубису, но ведь именно он, Хасем, получается, уговорил Анубиса забрать меня сюда. А ведь в нем нет крови Ра. Для него Анубис – самый настоящий бог.  Думаю, Хасему было страшно, но в этом поступке – он весь. Цельный и нерушимый.