Однако купец не стал сор из избы выносить, не хотел воеводу срамить женкой неверной. Решил сначала пойти со всеми записями позорными к отцу Радмилы, славному боярину Суслову, чтобы толк вести о расходе.

– Воевода лишь разойтись разрешения просит, – лилась речь купца, как масло сладкое. – Он и имя свое славное да терем в Киеве за дочкой оставляет. И приданым обеспечит, когда в невесты вырастет. Так что лучше разойтись по-хорошему.

Боярин Суслов слушал торговца да мрачнел. Глупая его дочь сама себе яму выкопала. Не могла дождаться, когда купец обратно в Переяславец уедет, чтоб с полюбовником своим снова начать видеться.

– А где дурень этот, что попался? – спросил Суслов.

– Не скажу того, боярин. Лишь скажу, что надежно спрятан, ждет приглашения самого князя Киевского.

– Зачем же князя? – молвил боярин, поняв, что не сможет вытащить да прикончить дурня, что показания такие срамные дал. – Сами тот вопрос решим. Даю разрешение на расход воеводы Волка с моей дочерью! Пусть живут теперь раздельно.

– Вот и славно, боярин, – продолжал купец говорить маслено, – да я уже бересту о том подготовил. Надобно подписать.

Боярин Суслов хоть и недовольно, но всё же черканул имя своё отеческое.

– Эту грамоту еще бы у князя заверить, чтоб по закону все было. Сами к нему пойдете или мне сходить?

– Сам пойду, – ответил боярин, глаза стыдливо пряча. Позор дочери даже он изменить был не в силах.

Взял грамоту Суслов да к князю отправился. Но правды владыке не сказал, чтоб род свой не позорить пред очами княжескими. Сказал лишь князю, что дочь его сама просит развести с воеводой Волком. Что, мол, изменяет ей муж в Переяславце и позорит боярыню честную с дочкой малолетней. Князь лишь сверху на грамоту посмотрел да подписал не глядя, слишком был смертью матери опечален, чтоб расспрашивать.

И на следующее же утро отправился купец хитрый обратно в Переяславец. А у сердца заветное разрешение лежало, что и боярином Сусловым подписано, и самим князем. Хорошо было на душе у купца, славно! Его теперь почет да богатство ждали. Ведь все сделал, о чем просил воевода.

Тем временем Волк в Переяславце задумал рвы подле стен града сделать да оборонительные сооружения поставить. Слухи пошли, что новый царь болгарский, Борис Второй, думает с большой дружиной вернуться да свои города у русичей отбить.

Работы по укреплению кипели днем и ночью. Волк сам все осматривал да указания давал. Сам дружинникам и люду простому колья против конницы помогал ставить. Святослава наблюдала за всем этим со стен града да кручинилась. Переяславец только жить вольно начал, а тут бойня новая предстоит. Местных же болгар девица помогать Борису отговаривала. Сожжет, мол, он весь град из мести русичам, камня на камне не оставит. И снова болгарки по мужьям своим да сыновьям плакать станут. Вот и просила, чтобы, наоборот, помогли русичам град свой защитить. Волк Святославе за то был очень благодарен. Сам пришел поклон отдать, что Тодорка местных болгар на сторону русичей переманить помогает. Святослава лишь слегка улыбнулась на его почести:

– Я не ради тебя, Волк, стараюсь, и не ради твоих дружинников. Мне люд простой жалко, кой все, как хотят, терзают.

– Ведаю о том, что не о нас заботишься, а о простом народе, – ответил Волк ласково. – А за то еще больше тебя чту.

И обнял он ее, чтобы никто не видел, да в губы алые быстро поцеловал. Святослава дернулась было, однако губ не убрала, застыв вся в сладостном напряжении. Но шею целовать уже не позволила, вырвалась из объятий горячих.

– Опять ты за свое! – лишь сказала Волку и прочь ушла, нахмурившись.

Воевода же ей вслед долго смотрел. Улыбался. Не ведает еще Святослава, что он с женой решил разойтись по закону. И как только купец грамоту заветную привезет, сразу и женится на Тодорке славной, и никогда уже никому не отдаст. Ведь простил ее, за все простил. Да и не мог не простить. Она ведь душа с ним родственная. Только она его понимает, только она душу его звериную греет да ласкает. Только с ней он обо всем забывает и снова Ярославом становится, как когда-то прежде.

Лишь одно тревожило Волка – Мстислав. Сотник его и брат названый продолжает за Святославой ухаживать, все надежду питает, что девица на него посмотрит. Но не гневался более Волк на друга, потому что не ведал Мстислав, что дорог девице только воевода княжеский. Ведь сама о том сказала. Волк верил ее словам и чувствовал, что не лжет Святослава. Как и в то верил, что не приголубит она более другого молодца, ему одному, Волку, верна будет. Хоть и не признается в том никогда, ведь Святослава такая же волчица гордая, как и сам воевода.

Улыбнулся своим мыслям Волк, хорошо на душе стало. Вот и соединились они, две души одинокие. Сколько ни бегали друг от друга, да судьба их все равно вместе сводит. Да и волчонок у них уже общий подрастает, Никита, сын родной. Гордость отца и слава матери…

***

Мстислав же, не ведавший, что Святослава с Волком снова сошлась, продолжал на чувство ответное надеяться. Но начал замечать, что девица с ним уже не так приветлива, что очи свои изумрудные скромно опускает, да и улыбаться меньше стала. А недавно вообще попросила не ходить к ней в терем. Мучало то Мстислава. Он всем сердцем полюбил Святославу за красоту ее, за мудрость да за верность. Не мог понять, почему она к нему переменилась, холоднее их встречи стали, а в помощи его по терему вовсе не нуждалась.

Не мог понять молодец тому причину. А может, Волк простил Святославу да снова приголубил? Но Мстислав тут же эту мысль отогнал. Знал воеводу, не простит тот девице позора прежнего, не сможет. Слишком был злопамятен да мстителен. Да и не замечал витязь, чтобы Волк о Святославе думал, тот все больше град к обороне от болгар готовил.

Так и маялся дружинник от любви своей безответной. Спать ложился, глаза закрывал, а во сне ему златые волосы являлись да губы алые. Не выдержал Мстислав более мук своих, девица красная всю душу ему измотала. Пошел к терему Святославы да с ней поговорить попросился. Святослава друга своего пустила. Но взволнованный вид его и дыхание сбивчивое насторожили Тодорку славную. Поняла, что серьезный толк вести будет сотник княжеский.

Мстислав потоптался в горнице, шапку свою помял, да и бросил ее на пол с силою.

– Все, не могу так более, – грозно начал он и взглянул на Святославу очами горящими. – Ты мне всю душу вытрепала, все сердце вымотала. И только не говори, что не ведала, что люба мне стала!

Сказал он ей все, что на сердце было, ожидая изумления девичьего. Но заметил лишь, что Святослава от слов его горячих слегка отшатнулась.

– Ведала, – эхом откликнулась девица, взор потупив. Пред ней стоял муж влюбленный, и его чувства оскорблять притворной ложью не стоило.

– Тогда скажи, почему, – подошел к ней ближе сотник княжеский, – почему очи от меня воротишь, почему меня чураться стала? Не люб я тебе?