Наверное, он тоже пытался успокоить ее. Он ведь видел их и то, как она смотрела на него. В отсутствии интернета и телека люди становятся очень наблюдательными.

– Да-да.

Также Лира осознавала и то, что не могут врать столько людей сразу. Как это обычно бывает все было одно к одному: его поздний уход, не желание отдавать чертову газету и продолжать начатое в библиотеке. Украшение и то было в тему. Он ведь не украл его, а купил. Скорее всего это был тот же ювелирный магазин, в котором он покупал все эти дорогие подарки для своей несравненной Сабрины.

– Я… пойду?

– Да, конечно.

Лира вновь отвернулась к окну, встречая ранний рассвет, показавший желто-розовым свечением из-под крыш домов и вечнозеленых деревьев через дорогу. Это был не первый и не последний раз, когда она делала это в одиночестве и в столь ранний час, стоя перед окном и прислушиваясь к звукам наверху. Эверт Дельвиг не вернулся ни через день, ни через неделю и даже не через месяц.

День за днем. Неделя за неделей. Один месяц за другим. Час в час. Лира открывала глаза, прислушиваясь к происходящему в доме. В этот день, а также во все прошедшие дом спал. Совсем редко на кухне могла громыхнуть крышка в руках теперь уже не такой жизнерадостной Моники. Первое время Лира вскакивала, спешно запахиваясь в халатик с фламинго и бежала на кухню, потом просто шла и заглядывала во внутрь, закалывая, а потом и заплетая порядком отросшие волосы. Лесса Кики как обычно готовила, рубила лук, натирала хрен или замешивала очередную порцию горчицы.

– Доброе утро, Кики, – говорила в такие мгновения Лира. – Вы уже на ногах?

– Да, миледи. Столько ртов и всех надо накормить…

До еще был полон рабочих. Вот только доводить до ума ремонт пришлось не кому-нибудь, а Лире. Трудно представить, чего тел добиться Эверт, но она не долго размышляла об этом – стала делать так как велит душа, потихоньку отказавшись от модных темных красок. Дни ее были полны заботами, но как уже было сказано начинались совершенно одинаково: Лира проходила к плите, ставя на нее заранее приготовленную огромную турку, но затем, как однажды, подошла к Кики и обняла ее.

– Он вернется, – прошептала она в ее мягкую щеку. – Обязательно-обязательно.

Им не нужно было столько горчицы и гор едких овощей. Эти немудренные кулинарные ухищрения хорошо скрывали красные глаза и подступившие к ним слезы. Очень многие в этом доме любили сэгхарта и по-своему справлялись с гнетущими и горькими мыслями: кто-то рубил лук, кто-то не вылезал из мастерской, кто-то вложил все силы в учебу, стараясь оправдать фамилию и родство, а кто-то слег и пережил не один сердечный приступ. Три, если быть точной.

– Он ведь самый сильный, талантливый и одаренный.

Лира говорила это вопреки всем фактам и доводам рассудка. Маги, которые были вместе с ним видели, как тьма схлопнулась, поглотив его в мгновение ока. Тот участок отбили, развеяли, осветили солнечными лучами, но Эверта или его тела так и не нашли. Лира сама слышала это. Она видела ту выжженную и отравленную землю, черную аномалию, напомнившую ей огромный цилиндр, вписанный в сферу. Устрашающе огромная и непроглядная тьма, с выскакивающими из нее черными протуберанцами.

– Он ищет путь домой и обязательно найдет его.

Пресса, сначала сделавшая из Эверта бабника-извращенца, опомнилась и воспела его героизм, а теперь и вовсе похоронила его. Сначала танцулька, потом все эти грязные подробности, что вывалила журналистам бедная и скромная дева. Каким образом Аллонсо умудрилась сохранить девственную чистоту после творимых с нею мерзостей Лира не знала. Она улыбалась этим извращениям, но куда больше злилась. Официальное признание смерти сэгхарта сделали свое дело. Лира прятала газеты, запретила Северику подавать их Карлу, чтобы тот не дай Бог не увидел, как общественность начала рассматривать возможные кандидатуры на его место. Она боялась рецидива.

– Да, миледи. Он найдет. Он такой! Он упертый.

Состояния Карла и всех, кто жил в доме не дало Лире покинуть дом в первую неделю его исчезновения. Она не могла бросить прикованного к постели старика, мальчика и всех остальных в трудную минуту, хотя, видит Бог ей было нелегко. С каждым днем все тяжелее и тяжелее. Хотя, казалось бы, все должно было быть наоборот.

– Он знает, что мы ждем его.

– Да!..

Лира кивнула: маленький ритуал, позитивная установка на день была совершенна. Можно было пить кофе, одеваться и идти заниматься. Сегодня, был день фехтования и уже через час должен был прибыть Генрих Траубе. Она сдружилась с ним и с королем, даже с Катариной.

Влиятельные мужи заявлялись в ее дом с вполне официальной причиной проведать графа. Это случалось вечерами. Первое время с некой торжественностью, что несколько напрягало Лиру. Каждый раз она ждала, что из сопутствующего королю «карнавала» выйдет сэгхарт, раскланяется и скажет: «а вот он я!» Она бы убила его в этом случае. Тут уж неважно чем. Лира уверена, что у нее бы получилось. Потом они стали просто захаживать в гости. Один более-менее открыто. Другой тайно, чтобы не брать с собой всю эту шайку из придворных и слуг.

Все-таки чаще она виделась с Траубе, что вдруг вызвался учить ее жизни в новом мире. Каким образом ей могли пригодиться занятия фехтованием Лира не понимала. Она знала кое-что об этом скучном спорте, состоящем из наскоков, откатов и уколов и это, если уж повторяться вновь казалось ей скучным. Генрих смог заставить ее переменить свое мнение. Концентрация, внимание, повороты, скольжение, прыжки и выпады помогали ей ничуть не хуже фитнесс-зала. Лира сбрасывала негативную энергию, слушала новости и наращивала новую шкуру. Ее и раньше не пугали встречи с придворными остряками, но теперь она знала почти всю их вшивую подноготную и использовала в обменах любезностями.

– У тебя получается все лучше и лучше.

Лира сдула со лба промокшую прядку. Она наконец-то ранила этого!..

– Не думал, что скажу это тебе, – проговорил ничуть ни разу не сбившийся в дыхании Траубе, рассматривая прорезь на безукоризненно белом рукаве рубашки. – Но твои изменения пошли тебе на пользу, я думал, что они усилят твою неповоротливость.

Лира потянулась к нему еще раз, тот отскочил, и она чиркнула острием воздух. Наконец она оперлась на эфес, воткнув то самое острие в светлый паркет недостроенного зала. В нем должны были быть манекены с встроенными в них кристаллами, что отражали бы и поглощали магию.

– Когда-нибудь у меня получится выгравировать I на твоем лбу, – проговорила она устало, – и дни твоей службы будут сочтены.

Она оставила клинок, повесила на него маску и направилась к стене со спрятанным в ней графином с водой. Завтра и послезавтра в особняке будет ночевать Джонатан. Лира потренируется еще и с ним, а потом надерет задницу этому злобному хлыщу. Он еще ни разу не поддался ей, говорит: «поражения оттачивают мастерство». Как же! Они культивируют ненависть.