– Мне давно следовало наделить тебя другой буквой, – раздалось ей в след, как обычно спокойно и невозмутимо, – но боюсь Эверт не простит, если я изуродую такую прекрасную…

Лира замедлилась на мгновение, но все же продолжила свой путь. Ее не будет здесь, когда появится этот одаренный во всех смыслах «Казанова». Она не обратила внимание на последние слова. Генрих уж как только не называл ее зад, склоняя его во всех направлениях, заставляя двигаться так, а не иначе.

– Какой буквой?

– N.

Лира подала ему стакан с водой.

– Это означает «невероятное обаяние»?

– Наглость, – откликнулся дьявол в прежней серьезной манере.

Лира растянула губы в улыбке, выпив воду залпом. Пококетничали и хватит. Хватит с нее симпатий к знатным отпрыскам – у них любовниц целый штат. На нее сил просто не хватит.

– Зачем ты учишь меня этому? Я не могу носить с собой оружие. Это занятное времяпрепровождение, но в некотором смысле бесполезное.

Траубе сделал глоток, оглядел ее, отдал стакан и, подхватив, обе шпаги отправился к дальней стене, возвращая их к развешенной на ней коллекции оружия.

– Для дома. На улице за тобой приглядывают мои люди. В доме мы этого сделать не можем. Защита, которую накинул Эверт истончается. Скоро закончится действие клятвы о неразглашении. Тебе стоит поговорить со слугами, оставить самых надежных и несловоохотливых.

Лира потерла переносицу. Почему не становится легче, а все сложнее и сложнее? Жизнь явно развлекается за ее счет.

– Черт с ними! Я хочу знать, из чего это выросло?

Он не понимал ее, но ровно несколько секунд. Генрих Траубе был хорошим учеником и понимал ее словесные обороты все лучше и лучше.

– Мы нашли того, в кого ты попала яблоком.

Лира нахмурилась: нелепое происшествие столетней давности!

– И? Как ты наказал его за это?

– Никак. Он сам наказал себя: отравился.

Лира подошла к стене, сползая по ней и усаживаясь на пол.

– Ты в курсе, что сейчас пугаешь меня? У вас настолько серьезные наказания за нарушенияе дисциплины?

– Он не был моим человеком.

Лире понадобилось несколько секунд, чтобы осознать сказанное. Кто-то следил за ней? Как ему удалось пробраться в дом и главное, зачем было делать это?

– Тьма уменьшилась.

Вот это ее удивило даже не самой новостью, а тем, что они заговорили об этом. Они ведь так берегли ее, а выходит, что вновь тихушничали.

– И что? Как это связано?

Траубе сел рядом, забрав стакан обратно.

– Мы связываем это с твоим появлением.

Лира рассмеялась. Она шьет тряпки! Как ее «совершенно вульгарные вещи» (как изволил выразиться Globe[1]) могли изменить мир? Монстры носят ажурные пояса с подвязками? Неплохо. Они приходят в восторг и возвращаются обратно? Чудесно. Но маловероятно.

– Дело не в твоем магазинчике одежды, а в изменениях в целом. Новая техника, изменения в стране, новые перевертыши – это как-то влияет на мир. Мы получили что-то новое и это отсрочило гибель этого мира.

Лира уловила логику. Новые перевертыши – это отдельная тема для разговоров. Она предложила просто созвать их. Это было до гениального просто – позвать их! Карл! Глашатаи проехались по стране и объявили, что корона ищет людей с новаторскими идеями. Находились среди прибывших (в основополагающем количестве) дураки и сумасшедшие, но были среди них и свои, но с разных времен. Пока все ограничивалось девяностыми годами двадцатого века. Русский народ всегда отличался своей предприимчивостью, что говорить про людей перестройки? Они приспособились, обжились и наконец пожелали большего. Лира радовалась им больше, чем король и его верный слуга «дьявол». Ей теперь не нужно было говорить-говорить-говорить, словно заведенная. Она составила список слов, что могут использовать эти люди, а Траубе снабдил их своих подчиненных, чтобы они могли отличить одних от других. Шесть перевертышей – это лучше, чем она одна. Вдобавок ко всему они владели реальными техническими знаниями, могли чинить, создавать, прокладывать. Валерий Палыч – странного вида мельник был доктором экономических наук.

– Причем тут я?

– Ты подаешь хорошие идеи, – проговорил Генрих так просто словно это было очевидно, как божий день. – Я тоже хочу себе такую, чтобы у меня было круче, чем у соседа!

Лира улыбнулась, толкнув его своим плечом.

– Неплохо. Ты, верно, употребил это слово.

– Мы ведь не бравируем своими достижениями, хоть Палыч и укоряет нас за это.

– Коммунизм еще не отпустил его.

Траубе серьезно кивнул и крупно вздрогнул. Коммунизм им совсем не нравился. Король даже попросил приглядывать за Палычем, контролировать то, с кем он общается и о чем говорит. Так, от греха подальше.

– Что с выборами нового сэгхарта?

– Маги не хотят никого выбирать.

Лира растянула губы в слабой улыбке. Они такие милые эти его товарищи. Она имела честь познакомиться с каждым и ни смогла проникнуться атмосферой, что царила в полевых лагерях. Вот там всем было плевать на этикет и хоть они принялись строить по началу из себя незнамо кого, но Лира быстро прекратила все это, потребовала оставить балаган для кого-нибудь другого и показать то место, где в последний раз видели Эверта.

– Король сделает это за них, укажет на одного из тех, кого чаще всего упоминал сам Эверт.

Лира поднялась с пола, дожидаясь, когда рядом с ней встанет Генрих. Однако, он не спешил делать это, рассматривая ее снизу. Лира протянула ему руку, предлагая ухватиться за нее.

– Все будет хорошо, Лир.

– Да.

Герих держал ее за руку, но не спешил ни встать, ни отпустить ее. Лира же разглядывала его рябое лицо, в очередной раз задаваясь вопросом: какой он есть на самом деле. Она знала его истинный цвет глаз и волос

– Он вернется.

– Да, Генрих, я знаю.

– Генрих?!

Все разворачивалось, как в плохом кино: знакомый голос раздался со стороны двери. Знакомый голос был полон самое малое удивления, но больше так хорошо запомнившегося раздражения. Громко громыхнувшее сердце, существо, наполнившееся кратковременного испуга и радости – все это быстро закончилось, уступив место всему тому, что более-менее улеглось в ней – обиде и да, тоже злости. Не этого она ждала от первой встречи. В свое время она успела перебрать всяческие варианты и думала, что сначала все-таки обнимет его. Все-таки не откуда-нибудь вернулся, а из ж*** мира!

– Что тут происходит? – осунувшийся Эверт выступил на свет. – Почему вы в таком виде?

Под его оценивающим и холодным взглядом Лира почувствовала себя плохо – раздетой. Ровно такой в чем обвиняла ее местная пресса и закоснелая общественность – вульгарной и пошлой.