– Так ты все-таки убил ее, да? – процедил Крис, делая шаг на него. – Ты убил ее. Предал меня. Украл ее песню! Марк, отвечай мне! Ты же так добивался возможности поговорить со мной все эти годы. Что ты хотел мне сказать, сукин ты сын? Давай, не молчи.

– Все было совсем не так. Я ничего не крал. Выслушай меня, – наконец произнес Риммер.

Крис только тихонько кивнул.

– Это была ночь нашего триумфа, – начал Марк. – Мы столько работали, чтобы попасть на Гластонбери. Десять лет, Крис. Мы шли к этому десять лет. От этого выступления зависело наше будущее.

Риммер перевел дыхание. Крис молчал.

– Поначалу, когда ты начал встречаться с ней, я не придал этому особого значения. Да, она была красивая, не чета тем девкам, которые вились вокруг тебя. Но я недооценил Джен. Я слишком поздно понял, насколько сильна ее власть над тобой. Она была хуже долбаного героина, Крис. Или, может, лучше. Я не знаю, как правильнее сказать. Маленькая, худая, с горящими глазами. В ней было нечто такое, что сводило с ума, да? И ты подсел на это, не мог без этого жить. Ты пытался оттолкнуть ее, но она всегда находила путь обратно.

Крис, прищурившись, не сводил с него глаз.

– Она заставила тебя забить на группу. Она внушила тебе, что ты лучше нас. Она заменила тебе нас. Ты сливал концерт за концертом, выезжая лишь на своей харизме и на том, что толпа обожала тебя, сколько бы ты не лажал на сцене. Знаешь, ведь по сути это она заставила тебя предать нашу мечту.

МакКоннелл хмыкнул и закурил сигарету, одну из тех, что валялись на полу.

– Она поссорила нас.

– Нет, Марк, нас поссорило твое гребаное вероломство, – процедил Крис, выдыхая дым. – Ты убил мою девушку и выгнал меня из группы, которую мы создали вместе. Ты предал всё – ночи в доме с красной дверью, наши песни, нашу жизнь. А теперь просто пытаешься оправдаться.

Я слушала их диалог, не в силах вставить и слова, только рассматривала узор из капелек крови, моих и Хьюго, на подоле футболки.

– Я слишком поздно понял, что было между вами, – сказал Марк. – В ту последнюю ночь в твоем доме, когда она сыграла мне свою песню.

– Эту проклятую песню и правда написала она?

– Да, ее написала Джен, притом о тебе, и сыграла ее мне. А потом ты спустился вниз и устроил погром.

– Черт тебя дери, Марк, ты же целовался с ней! Я видел! – Крис схватился рукам за голову. – Ты хотел трахнуть мою девушку, прежде чем выгнать меня из группы.

– Ты не понимаешь: эта песня, она вроде такая простая, ничего в ней нет. Но она совершенно точно описывает то, что она чувствовала к тебе. Я понял ее, понимаешь, я понял, что она хотела сказать. Это все о тебе и из-за тебя, Крис. В ту ночь я понял, как сильно она любила тебя, и на меня просто что-то нашло, что-то такое… как будто мы с ней были родственными душами.

– Ха! – Крис горько ухмыльнулся. – Получается, у тебя встал на нее потому, что ты думал обо мне! Да ты просто извращенец.

– Крис…

– Ты предатель, Марк. Ты предал меня. Ты предал дом с красной дверью и представил все так, будто это я виноват! Ты, и никто другой!

У меня в голове пронеслась фраза, услышанная пару дней назад: эти двое оставили друг другу не один шрам.

– Крис, – Марк укоризненно склонил голову, будто разговаривал с маленьким ребенком, капризным и злым, но бесконечно любимым, – пожалуйста, выслушай меня.

Тут я заметила, как подействовал на МакКоннелла этот мягкий уверенный тон и спокойный ясный взгляд: складка между его бровями немного смягчилась.

– Тогда, в ту ночь перед фестом, мы договорились, что ты порвешь с ней навсегда. Ты помнишь нашу ссору, Крис?

– Конечно, помню. Я спустился вниз, а ты с ней в обнимку.

– Ты сломал мне зуб, – Марк дотронулся кончиком пальца до разбитой губы. – Я думал, на этом все и закончится, когда ты прогнал ее вон той ночью. Но она все равно появилась на Гласто. Я сказал тебе правду, – добавил он, повернувшись ко мне.

– Знаю, – кивнула я.

– Крис, ты помнишь тот день? Двадцать третье июня?

– Как я могу его забыть! Это же было наше выступление на Гластонбери, сбывшаяся мечта любого подростка с электрогитарой. Все шло так хорошо! Джен танцевала в первом ряду, на ней было голубое платье и венок из цветов. Это был крутейший сет. Мы ведь офигенно сыграли тогда, правда, Марк?

– Нет, Крис. Ты был бухой, и это было видно всем, кто нас слушал. Ты половину времени просто болтал с ней через микрофон. Но это тебе не помешало. Ты всегда будешь богом на сцене.

Они смотрели друг на друга через всю комнату, как будто остального мира не существовало. Где-то звонил телефон, за дверью слышались голоса. Но сейчас не было ничего важнее разговора этих двоих.

– Наверное, стоит предупредить, что ты не выйдешь на бис, Марк? – робко спросила я, но они пропустили мои слова мимо ушей.

– После концерта к нам подошел Ноэл и пригласил выпить в ВИП-баре, а потом позвал на вечеринку на ферме неподалеку, – продолжил Марк. – Несмотря на твои закидоны, он сказал, что мы круто отыграли и что они хотели бы обсудить с нами возможность совместного тура по Штатам. Они искали разогрев.

– Чертовы пидоры, – процедил сквозь зубы Крис.

– Крис, они братья.

– Значит, братья-пидоры. Они болеют за «Манчестер Сити», у меня с ними ничего общего быть не может.

Марк оглянулся на меня.

– Вот именно так ты и реагировал, когда я сказал тебе о предложении Ноэла. Ты не хотел идти с нами. Ты хотел только одного: найти Джен. Но я все-таки уговорил тебя пойти в бар, и это был полнейший провал. Ты хамил всем подряд, даже самому Лиаму. И тогда Ноэл сказал мне, что они возьмут нас, но без тебя. Он сказал, что ты слишком сложный. Пусть лучше красавчик бас-гитарист займет твое место. Не стоило его слушать, и я очень скоро понял, насколько он ошибался. Но я был молод, и мне очень хотелось увидеть Америку, записать альбом, дружить со своими идолами. Поэтому я согласился…

– Ты, – перебил его Крис, – отвел меня подальше от того сраного бара, как крикливую бабу, и заявил: чувак, у нас не складывается, ты слишком много на себя берешь, ты не вписываешься в коллектив, мы сейчас на разных этапах, группе нужно много работать, у нас разная философия… И что еще там говорят, когда бросают надоедливых телок? Ты вывалил мне все это на полном серьезе, глядя в глаза. Помнишь, Марк? Ты помнишь, как ты предал меня в день нашего триумфа?

– А что мне было делать? Что сделал бы ты? – тихо спросил Марк.

– Послал бы их на хрен. Я бы никогда не предал тебя, ведь ты был моим братом, и даже играть на гитаре научил меня ты. Ты что, забыл дом с красной дверью, Марк? Я никогда не вышел бы на сцену проклятого Гласто без тебя, брат.

– Но ты выбрал Джен, Крис. Ты предал меня первым, ты предал нашу мечту, когда выбрал ее. Я перестал быть твоим братом, когда появилась она.