— Кто он был? — я подняла заплаканные глаза.

— Дипломатический выбор моего отца, — она вновь погладила меня, — мы не любили друг друга и страдали каждый о своей утерянной любви, но это не мешало нам уважать друг друга и ценить.

— Понятно, — уткнулась я ей в плечо.

— Не плачь, — и меня начали убаюкивать в теплых объятиях.

Так незаметно для себя, вдыхая родной аромат материнских рук, я и провалилась в неглубокую полудрему. Было так тепло, словно я грелась под жарким летним Солнцем где-нибудь на экваторе.

Разбудил меня осторожный стук в дверь. Распахнув глаза, я вылезла из-под легкого пледа и потуже запахнула халат. После душа я так и не переоделась, уснув в маминых объятиях. Приоткрыв дверь, первое, что увидела — огромный букет диковинных цветов. Отскочив в сторону, поняла, что с той стороны стоит немного печальный Дархам, который и держит все это великолепие неизвестного мне сорта и вида. Пропустив его в комнату, мысленно начала прикидывать, куда примостить цветы.

— Прости, что без предупреждения, — он осторожно положил букет на столик, за которым мы с мамой до этого завтракали и обедали.

— Да нет, ничего страшного, — замотала я растрепанной, после душа и сна, головой.

— Завтра я возвращаюсь к отцу в Шайхарамарис, — он присел на стул, — я хотел попрощаться с тобой. Не знаю, когда мы теперь вновь сможем увидеться. Мама рвет и мечет, что я не удержал при себе магию и наворотил таких проблем для всех нас. Подожди, не говори ничего. Я серьезно считаю, что очень сильно виноват, и не только перед тобой, но и перед всеми семьями, кто лишился по моей глупости родственников. Отец похвалил меня за такое решение. Пока я не выплачу им компенсации или что они потребуют, я не смогу увидеть тебя. Это мое взвешенное решение.

— Тебе вернули память? — я смотрела на него и не узнавала, он словно неуловимо изменился.

— Да, — просто пожал плечами парень, — больше нет смысла и дальше сдерживать меня.

— Тогда зачем ты так? — я вспомнила разговор с мамой, — матушка сказала, что почти перед большей половиной галактики ты прав в своих поступках. Я понимаю, преступление должно быть наказано по закону, но есть такое понятие "смягчающие обстоятельства".

— Есть и их очень много, — парень стал еще более хмурый, — и твоя мама права, в глазах у многих это я жертва, а не поехавший маньяк с неконтролируемой силой. Только для моей совести это не сильно весомый аргумент. Возможно, это не только моя вина, но и тех кто стер мне память и запечатал дар. Знай я правду, контролировать себя было бы гораздо проще. А так я даже не помню, что делало мое тело в бессознательном состояние.

— Это же тоже факт, который говорит в твою пользу, — я медленно приблизилась к нему.

— Нет, это не оправдание для всего того, что я натворил, — он попытался отстраниться.

— Знаешь, — я все же поймала его голову, — тот факт, что ты стремишься искупить свою вину и понести наказание, уже делает тебя гораздо лучше многих. Даже просто тех, кто закрывал глаза на действия Армадиды или ее отца. Тех, кто безнаказанно творил мерзость за спиной или тех, кто брал деньги в обмен на жизни других. Ты уже раскаиваешься, и это характеризует тебя с наилучшей стороны. Поэтому старайся замолить грех, раз ты его осознаешь.

— Спасибо тебе, — он осторожно поцеловал мою ладонь в самый центр.

— Тебе не за что меня благодарить, — я опустилась на корточки, — это из-за меня начались все эти проблемы. И это только моя вина и моя ответственность за все произошедшее на корабле, поэтому это и мой грех, который я должна искупать на протяжение всей своей жизни. Нет тут одного, на которого можно указать пальцем и сказать: "Это все его вина! Бросайте в него камни!" Тут виноватых очень и очень много, каждый по-своему, но отличился в этой ситуации.

— Ты уже взяла всю вину на себя? — теперь наши глаза были на одном уровне.

— Да, — тихо выдохнула я сквозь сжатые зубы.

— Пойми же, — меня перетянули на колени, — я не говорю, что виноват только я, но я готов искупать свою вину, и пока этого не сделаю, я не смогу вернуться к тебе.

— Поцелуй меня, — я, словно завороженная, наблюдала за ним.

— Что, прости? — он в шоке смотрел на мои нелогичные просьбы.

— Я не хочу расставаться с тобой, не получив никакого обещания взамен, — тихо прошептала почти на гране слышимости, — Два года с сегодняшнего вечера мне носить траур по всем погибшим. С этого момента я начну свой путь искупления. А ты просто растворишься в череде проблем и непонятных задач? Мама права: эти два года будут для меня самым тяжелым испытанием в жизни. Мной будут пытаться играть и манипулировать, а из поистине родных людей у меня только она и сестры с братом, которых я не видела.

— А как же твой дед? — он бережно держал меня на своих коленях.

— Ты сам сказал: ему от меня нужно только послушание, — я вспомнила разговор так же на его коленях, — и он приложит все усилия, чтобы не дать мне власти. И все это будет происходить на фоне отсутствия у меня хоть какой-то поддержки. Мама — Королева, и она не может быть рядом все время, да и я должна учиться, а не быть бесплатным приложением. Так что поцелуй меня и пообещай, что вернешься через эти два года назад.

Он тяжело вздохнул, опустил голову, чтобы избежать моего сверлящего надеждой и ожиданием взгляда потемневших розовых глаз. Наши лица и так были на одном уровне. Своим холодным, точно первая снежная ночь, дыханием он осторожно опалял мое лицо, боясь сделать тот крошечный шаг. Мой взгляд встретился с его взглядом, ловя в расширившихся зрачках собственное отражение. Я замерла в ожидании диком, нахлынувшим волной предвкушение, хотя это было почти нестерпимо. Всем своим естеством я трепетала, переполненная головокружительной бурей чувств и эмоций, что сменяли друг друга. Он словно страшился своих собственных дальнейших действий, не рискуя прыгнуть в бездну с головой. Наши сердца колотилось в бешеном ритме единого такта.

Правой рукой он слегка коснулся мои едва порозовевшей щеки. От нежной и бархатистой кожи все еще исходил душистый аромат лаванды после душа. Он вскружил ему голову, заставляя податься вперед и прижать меня сильнее к ровно вздымающейся груди под тонкой тканью рубашки. Я закрыла глаза, по его телу пробежалась сильная дрожь. Прикусив нижнюю губу, я продолжала послушно сидеть на его коленях, едва дыша. Ледяные пальцы очертили мои губы и скулы, скользя по гладкой коже. Другую руку запустил в мои волосы, прикасаясь к обнаженной шеи, приподнимая подбородок и разводя медленным движением вырез ослабевшего халата.

Я не открывала глаз, стараясь кожей прочувствовать всю полноту это нежных прикосновений. Дыхание стало сбиваться, а я все сильнее погружалась в бездну этого непередаваемого водоворота. Взяв мое лицо в ладони, он несильно потянул меня на себя, притягивая очень близко к себе, от чего наши губы слегка соприкоснулись. Я же не отстранилась и даже не пыталась сделать такой глупый шаг. Несколько минут мы продолжали так сидеть, соприкасаясь носами, словно завороженные друг другом. Я чувствовала на себе обжигающее дыхание, которое нестерпимо опаляло жаром. Резко убрав руки с моего лица, он продолжал прерывисто дышать. Нет! Так нельзя, еще чуть-чуть и я потеряю контроль! Меня уже трясло в лихорадке, я не знала куда себя деть.