– Да, – твердо ответила я.

– Мама говорила, он от тебя в полном ауте.

– Дуняшка, отвяжись, давай лучше поговорим проГабриэля.

– Давай! – обрадовалась девочка. – Знаешь, унего абсолютный слух. Он может насвистеть хоть целую симфонию.

– Так ему надо музыкой заниматься!

– А он говорит, что ему главное – овладеть серьезнойпрофессией. Он хочет стать фармацевтом. У него и отец, и мама фармацевты.Кстати, мама у него белая.

– Так это аптека его родителей?

– Наполовину. Хочешь, сходи завтра туда часа и четыре,посмотришь на него, а потом поделишься впечатлениями.

– Нет вопросов. Обязательно загляну, мне, кстати, надокупить витаминные капли для глаз.

Но посмотреть на Габриэля мне не пришлось. Вечером Дуняворвалась ко мне:

– Саша, тебе письмо по электронной почте!

«Глубокоуважаемая Александра Андреевна, прочитал вашу пьесупод названием „Хочу бабу на роликах!“ и загорелся желанием поставить ее насцене моего антрепризного театра. Но для начала должен заручиться вашимсогласием. Если согласие будет получено, в начале апреля надеюсь приступить к репетициям.Мечтаю лично встретиться с вами. Очень прошу со мной связаться. С искреннимвосхищением, Михаил Лобов».

У меня подкосились ноги. Антреприза Лобова – это марка! Ипочти гарантированный успех. У него всегда играют лучшие актеры, и он точнознает, какая пьеса станет популярной.

– Саша, Саша, ты попросишь маму, чтобы взяла меня вМоскву на премьеру? Саша, это же я придумала, чтобы ты пьесу писала, –тормошила меня Дуня в полном восторге. – Ты помнишь, помнишь?

– О да, конечно.

И почти тут же позвонила Эмма:

– Сашка, получила сообщение?

– Эмма, я даже не знаю, что сказать!

– А ты молчи, то есть нет, ты скажи, во-первых, тысогласна отдать ее Лобову?

– Конечно, даже и думать нечего!

– Прекрасно. Насчет денег мы договоримся, можешь наменя положиться! Теперь еще один вопрос: под какой фамилией хочешьпрославиться?

– Под какой фамилией? – как эхо повторилая. – Я не думала…

– Быстрее думай. Хочешь быть Александрой Ордынцевой,как в паспорте, или как-то иначе?

– Иначе! Никаких Ордынцевых. Пусть будет Соболева, этодевичья фамилия моей мамы.

– Александра Соболева? А что, красиво звучит. Годится.

– Саша, Саша, надо взять псевдоним, псевдоним! –толкала меня под руку Дуня.

– Что там моя дочура болбочет? – засмеялась Эмма.

– Требует, чтобы я непременно взяла псевдоним. НоСоболева и есть псевдоним. Моя девичья фамилия Бережкова.

– Ладно, сойдет, – хмыкнула Дуня.

– Саш, дай ей по заднице, чтоб не приставала, когдалюди о деле говорят. Слушай меня, тебе придется приехать в Москву, Лобов хочет,чтоб ты тут с ним поколбасилась, говорит, во время работы над пьесой могутвозникнуть по тексту разные вопросы, и хорошо бы ты была в зоне досягаемости.Он вообще жаждет с тобой познакомиться. Все расспрашивал меня, есть ли у тебяеще пьесы. Я туману навела, жуть. Но я считаю, тебе сразу с места срываться нестоит, цену набьем маленько, пока мы тут все утрясем…

– Мы?

– Саня, а ты думала? Я, можно сказать, спонсор! Решилановым делом поинтересоваться…

– Эмма, у меня нет слов!

– Главное, чтоб у тебя слова на бумаге находились, а потелефону хоть мычи!

– Погоди, но это же меняет все дело.

– Почему?

– Ты Лобову навязала мою пьесу?

– Ты что, подруга, охренела? Что я могу навязать, я ж вэтом как свинья в ананасах…

– В апельсинах, – машинально поправила я.

– Один хрен! Слушай меня внимательно и заруби на своемгордом носу: я через пятые руки подсунула Лобову твою пьесу! Можешь мнеповерить, это было нелегко. А через неделю через те же пятые руки он до менядобрался. Вынь ему да положь автора. Зачем, спрашиваю, а он говорит: надо! Очень,мол, автор талантливый, пьеса – блеск, веселая, но умная, и к тому же ролипрекрасно выписаны. А ты говоришь – навязала.

– Эмма, это все правда?

– Святой истинный крест!

– Ой, мамочки…

– Сашка, я думаю, Лобова надо немножко помурыжить. Чтобне думал, что ты ради него с пальмы спрыгнешь и полетишь…

– С какой еще пальмы?

– Ну я это так, для красоты. Он знает, что ты живешь вИспании. Я ж ему не стану докладывать, что ты у меня обретаешься. Говорю ж,туману напустила… Значит, так, Александра, слушай сюда! У тебя в Москве житьесть где?

– Ну я могу, конечно, остановиться у Ульяши…

– Остановишься у меня.

– Нет, спасибо, конечно, но я и так у тебя живу, а вМоскве меня это будет стеснять.

– Ну тогда я подыщу тебе квартирку на время, это непроблема. А ты пока займись одежонкой.

– Какой одежонкой?

– Ну купи себе там несколько костюмчиков, платьиц,пальтишко приличное. Ты должна выглядеть, чтобы они видели, что я им небросовый товар предлагаю.

– Извини, Эмма, но это чушь. Встречают по одежке,провожают по уму.

– Да, ум твой уже оценили, теперь нехай видят, что тыеще и офигительно красивая баба. Пойми, чудачка, хорошая тряпка бабеуверенности придает, так что не жмись. А вдруг кого знакомого встретишь, надо,чтоб ни одной старой шмотки не было, усекла?

– Усекла.

– Вкус у тебя есть, получше моего будет, мне это ужеДунька объяснила, а бабок не жалей. Значит, так, через десять дней жду тебя вМоскве.

– Саша, Саша, скажи, что я хочу на премьеру! – толкаламеня в бок Дуня.

Я только рукой махнула.

– Ты почему насчет меня не сказала?

– Рано!

– А когда же?

– Ближе к делу! Я просто потребую от Эммы, чтобы тыбыла на премьере – А если она не согласится, скажи, что больше не станешьправить ее кошмарики!

– Гениальная идея!

А на другой день Дуня вернулась из школы грустная.

– Что случилось?

– Габриэль ногу сломал.

– Бывает, не грусти. Срастется у него нога. Он молодой,через два месяца бегать будет…

– Но ты его уже не увидишь, ты уедешь.

– Я же вернусь. Мне, знаешь ли, очень тут нравится.

– Слушай, а ты когда издашь свои пьесы, внизу напишешь:Майорка, Кан-Пастилья, такой-то год?