– Раздевайтесь. На чем вы приехали?

– На машине, взял в аэропорту напрокат, но, пока васотыскал, думал сойду с ума. Лучше было взять такси… Саша, милая, я… я уж думал,что окончательно вас потерял, и вдруг портрет в «Огоньке»!

Я кинулся к Тарасу, чуть душу из него не вытряс, и онсжалился, свел меня с этой Эммой – и вот я здесь…

– Вам Эмма дала адрес?

– Да, я растопил ее ледяное сердце своими жалкимимольбами… Саша, если я вам неприятен, что ж, вы скажите прямо, я найду, гдепереночевать…

– Алекс, не дурите, я рада, я правда очень рада…

– Но вы надеялись увидеть на моем месте вашего мужа, так?

В который уж раз я поразилась его проницательности, но вдуше не было ни малейшего разочарования, только вальс Хачатуряна…

Мы так и стояли в холле. Он гладил меня по щеке.

– Какой чудный цвет лица, Саша… Можно я возьму измашины свою сумку?

– Ну конечно. И поторопитесь, скоро Новый год, покрайней мере, будет кому открыть шампанское, а то я не была уверена, чтосправлюсь.

Он выбежал на улицу, а я кинулась ставить на стол второйприбор. Надо же, никогда не думала, что мой любимый композитор Хачатурян. И ещенемножко Бородин…

– Саша, я тут привез вам московские лакомства.

Он начал вытаскивать из сумки какие-то пакеты и банки.

– Алекс, вы с ума сошли, у меня все есть!

– Не правда, у вас нет икры, нет моченых яблок.

– Боже, и вы все это перли на Майорку?

– Да. Я помню, что вы говорили про моченые яблоки…

Я чуть не заплакала. Ну надо же, и вправду как в сказке –принц с мочеными яблоками…

– О, ну и котище! И такая женщина встречает Новый гододна с рыжим котом… Я обожаю вас, Саша! Можно, я не буду переодеваться?

– Конечно, вам очень идет этот свитер. Сколько там доНового года?

– Семь минут. Я загадал, если успею найти вас додвенадцати…

– То что?

– То все будет хорошо. У нас с вами. Можно, я васпоцелую?

– Но тогда мы пропустим Новый год, – неувереннопролепетала я, ибо больше всего на свете мне хотелось с ним поцеловаться.

– А у меня часы с будильником… – хрипло проговорил он.

Но когда заверещали его часы, я забыла обо всем на свете.

– Ох, Саша, а может, ну его к бесу, этот испанскийНовый год, а? Встретим через два часа наш, русский?

– По-моему, гениальная идея…

…Но мы пропустили и русский Новый год, мы вообще очухалисьчасам к пяти утра, вернее, к этому часу мы уснули в полном изнеможении. Иновогодний пир состоялся уже около полудня, при ярком свете солнца.

– Я тебя люблю, – шептал он, обнимая меня. –Ты это поняла наконец, правда?

– Правда.

В эту ночь я вообще многое поняла. Например, то, что,несмотря на все, я хочу быть свободной, и потому с некоторым страхом ждала, чтоАлекс вот-вот снова предложит выйти за него замуж.

– У меня в жизни еще не было такого роскошного Новогогода, – сказал он с улыбкой. – А я так много новых годов встречал…

– А мне никогда раньше не нравились мужчины с темнымиглазами.

– Ну еще бы, голубые глаза Глеба Ордынцева уже сталипритчей во языцех у московских дам. Ну не хмурься, я ревную, хоть сейчас ты сомной, но почти вся твоя жизнь прошла с ним, и меня это, должен откровеннопризнаться, бесит. Поэтому умоляю, не напоминай мне о нем.

– Очень интересно, ты сам о нем заговорил.

Мне показалось, что черные глаза красивее, хотя это было дляменя странно… И в этих черных глазах отражалась такая нежность, что у меня отнее даже живот заболел. Или это от того, что мы как безумные накинулись на еду?

После завтрака мы решили выйти погулять. Медленно бреливдоль набережной, а море бесновалось, хотя светило солнце и настроение у насбыло поистине безоблачным, как новогоднее небо над Майоркой. Время от временимы целовались. Народу было совсем мало. И вдруг сзади я услышала цокот копыт.

– Алекс! – воскликнула я.

Он оглянулся и все понял без слов. Поднял руку, и к намподкатила пролетка. И пусть на мне нет ни большой шляпы, ни даже длинногошарфа, но со мной мужчина, в которого я конечно же влюблена.

Воплощение оказалось куда лучше мечты, такое бывает редко.Неужели в новом году будут сбываться мои мечты? А разве они у меня есть? Этовсе так, маленькие мечтенки… Но сейчас ни о чем не мечталось, и без того былоневозможно хорошо.

– Ты о чем задумалась, Сашутка?

– Так, ни о чем. Мне просто хорошо. Послушай, Алекс, аты надолго приехал? – вдруг испугалась я.

– У меня билеты на шестое…

– Билеты?

– Я надеюсь, что ты полетишь со мной.

Начинается. Надо сразу расставить все точки над"и". Я не хочу второй раз наступить на те же грабли.

– Нет, Алекс, я никуда не поеду.

– Но почему? Тебе разве плохо со мной? Я хочу женитьсяна тебе. Неужели ты не поняла?

– Это ты не понимаешь! Я начала совсем новую жизнь, и яхочу в этой жизни состояться.

– Ты полагаешь, что можешь состояться, вкалывая наЭмму? Сашенька, я же не собираюсь запирать тебя в клетку. Ради бога, делай чтохочешь, я буду только рад…

– Алекс, ну давай не будем сейчас об этом. Ты пойми, яобещала Эмме год работать на нее.

– Ну так ты нарушишь это обещание. Она хорошая баба, ик тому же, я уверен, она к этому готова, раз не утаила от меня твои координаты.

– Но я дала слово. И еще, я бесконечно ей благодарна,она помогла мне именно в тот момент, когда я в этом нуждалась. И потом, я тутсама начала писать…

– Об этом я тоже знаю от Эммы. Тогда тем более.

– Алекс, я написала пьесу, я не знаю, хорошая это пьесаили никудышная, но для меня она безумно важна, пойми.

– Нет, я не понимаю. – Он уже начиналсердиться. – Почему ты не можешь писать у меня в доме, то есть у нас, внашем доме, там тихо, чудесная природа… И я буду рядом… Саша, поверь, у тебябудет все, что ты пожелаешь.

– Понимаешь, Алекс, я, наверное, дура…

– Даже наверняка, – ласково улыбнулся он.

– Так вот, пусть я дура, но я привыкла добросовестноотноситься к своим обязанностям, я была хорошей женой, и если я когда-нибудьеще выйду замуж, то опять буду хорошей женой… Но сейчас просто не чувствую всебе сил. И еще я обещала Эмме и не могу ее подвести. Что же, одну книжкусделала и бросила?