– И звини, скоро уедем, уже почти закончили ремонт.

– Ну что ты, – быстро произнесла Таня, – мне с вами веселей,хоть какая-то жизнь идет.

Она окинула взглядом растрепанных девочек, лежащего на спинехохочущего Кешу, лающих собак и добавила:

– Никуда вас не пущу. Ладно, идите ужинать, драчуны!

Глядя, как она, безукоризненно прямо держа спину,направляется в столовую, я невольно затаила дыхание. Странно все это! Хозяйкаявно тяготится гостями, мы раздражаем ее шумом, а Маруся плохо влияет на Варю.Дочка Харитонова выскользнула из-под гиперопеки матери, натянула мини-юбки,начала ходить в школу и Ветеринарную академию, перестала заплетать тугие косы…Да Таня должна просто ненавидеть Маню, послужившую детонатором этихнеуправляемых процессов. По себе знаю, до какой злобы могут довести назойливыегости! Но Таня по непонятным для меня причинам изо всех сил хочет удержать насу себя в доме. Отчего? Может, она просто мазохистка?

Следующее утро покатилось по накатанным рельсам. Детиразбежались по делам, собаки погуляли, поели и улеглись на диванах и креслах,собираясь предаться спокойному сну. Таня укатила в парикмахерскую. Я же,повертев в руках клочок бумаги, на котором Людмила Сергеевна написала дрожащейрукой два телефона, недолго думая, набрала первый и услышала:

– Газета «Желтуха», отдел информации.

Ну надо же, пожилая дама написала не тот номер. Помедливминуту, я все же попросила:

– Можно Алену Иванову?

– Слушаю вас, – ответил бойкий голос.

Я поперхнулась. Людмила Сергеевна ничего не говорила о том,что Алена трудится в этой газетенке. Наоборот, все время подчеркивала полноебезденежье младшей дочери, и у меня сложилось впечатление, будто табезработная.

– Говорите, – поторопила Алена, – ну, чего молчите!

Пришлось действовать по вдохновению.

– И мею кое-какие сведения о высокопоставленном человеке ихотела продать их редакции.

– О ком? – деловито поинтересовалась женщина.

– Ну не по телефону же, – резонно ответила я.

– Ладно, – быстро согласилась собеседница. – Жду вас в часдня, в «Балалайке».

И она швырнула трубку. Ну надо же, до чего странная манераобщения с информаторами! А вдруг я не знаю, что «Балалайка» – это Домкомпозитора? Либо полная дура, либо совершенно не заинтересована во встрече.

Я глянула на себя в зеркало и решила слегка изменить внешнийвид. Дом композиторов – проходной двор, и там частенько обедают и ужинают моизнакомые. Совершенно не хочется, чтобы кто-нибудь из них с громким воплем:«Дашка, почему не звонишь?» – бросился мне на шею.

Значит, так. Для начала наденем строгий деловой костюм сбелой блузкой. Никаких излюбленных джинсов и тинейджеровских пуловеров. Наголову нацепим парик, аккуратную стрижечку темно-каштанового цвета…

Я полюбовалась на результат. Нет, ну как здорово изменяетвнешность цвет волос, просто другое лицо. К подобной физиомордии отличноподойдут глаза колера шоколада. Хорошо, что наука достигла невероятных высот, ицвет радужной оболочки теперь легко изменить при помощи мягких контактных линз.Краситься подобная дама должна ярко – тональный крем цвета загара, угольныеброви и ресницы, помада «Георгин» и такие же щеки. Вот теперь самое оно.Довольно хорошо сохранившаяся особа неопределенного возраста, скорей всегочиновница средней руки, жуткая стервозина!

В Доме композиторов клубился народ. Налетев на трех неузнавших меня приятелей, я возликовала: здорово замаскировалась. И только потомв голову пришла мысль: а как, собственно говоря, мы с Аленой узнаем друг друга?Я-то видела ее, но девушке об этом неизвестно. Не успела я поразмышлять на этутему, как к столику администратора быстрым упругим шагом подошла стройная дамаи спросила:

– Ада Марковна, меня никто не спрашивал?

– Нет, Аленушка, – ответила дама.

– Простите, это я звонила вам утром…

– Пошли в ресторан, – скомандовала журналистка, – очень естьхочется.

Пока она изучала меню, я тихонько разглядывала младшуюсестрицу. Похожи с Таней они были чрезвычайно. Только в лице вдовы Харитоноважила какая-то тревога, а у Алены вид абсолютно счастливого, всем довольногочеловека.

– Ну и что у вас, а главное, на кого? – перешла к делуАлена, уверенно протыкая вилкой «Киевскую» котлетку.

Глядя, как по тарелке растекается масло, я, мысленнопопросив прощения у бывшего супруга, сообщила:

– Могу рассказать всю подноготную о бизнесмене и модномсветском льве Максе Полянском.

– Валяйте, – велела журналистка, перемалывая крепкими зубамиароматную курятину.

– Он жуткий бабник, хотите, назову любовниц?

– Секрет Полишинеля, – хмыкнула Алена, – да о его бабах всезнают.

– Он сидел в Бутырской тюрьме по обвинению в убийстве однойиз своих жен, – не успокаивалась я.

Журналистка отложила косточку на край тарелки и сообщила:

– Об этой, с позволения сказать, жуткой тайне вся Москвазнает. Да он и не скрывал никогда факт посадки.

– А что, надо, чтобы скрывал? – прикинулась я сибирскимваленком.

– Конечно, – засмеялась Алена и велела официанту: – Кофе сосливками, торт «Вишенка» и мороженое с орехами.

Удивительно, как она при такой прожорливости сохраняетосиную талию! Однако следовало приступать к делу. Достав кошелек и ненарокомпродемонстрировав собеседнице его содержимое, я аккуратно вытащила пару купюр имило прочирикала:

– Разрешите заплатить за обед.

Алена благосклонно улыбнулась.

– Видите ли, – принялась я обхаживать девушку, – давномечтаю попасть на работу в газету, такую, как «Желтуха». Подскажите, как этосделать?

Журналистка облизала ложечку и удовлетворенно вздохнула.Потом решила, очевидно, что такой славный обед требует награды, и проронила:

– Есть два пути. Либо вас приводят хорошие знакомые, либоначинаете носить «убойные» материалы. Но во втором случае придется пахатьпо-черному.

– Но вам ведь не понравились сведения о Максе Полянском!

Алена фыркнула и молча принялась смаковать кофе.