— Обманывает и угрожает, — продолжала сгущать краски злодейка Златовласка. — У меня ребенок в купе спит.

— Я — отец этого ребенка.

Он поразил ее этим высказыванием. Ольга охнула, повернувшись к нему.

— Он врет вам! — прошипела Багдасарова, явно сдерживаясь от того, чтобы не сказать чего-нибудь похуже. — Я вижу его во второй раз в своей жизни!

Тигран усмехнулся. Это вышло помимо воли, но очень даже кстати.

— Этого вполне достаточно, чтобы взять и заделать ребенка.

Шутка-замечание была как раз в духе мужской братии и очень понравилась парням. Чего не скажешь об Ольге — она много-много-много раз произнесла букву «о», то есть ничего не сказала, хватая ртом воздух.

— Выйдем? — предложил Тигран, вытащив и смяв торчащую из сумки, так вовремя попавшуюся на глаза знакомую бумагу, усеянную гербами и печатями медицинской организации, но перед этим оглянулся. — Сколько угодно говоришь?

В ответ на это Ольга побледнела и даже попятилась назад, уперевшись в стол, но бросилась вперед, стоило Хамиеву и младшему офицерскому составу транспортной полиции оказаться в коридоре, прямо на стареньком ковролине, не менее потрепанного поезда.

— Черт бы тебя побрал! — воскликнула женщина за дверью, после того как нее не получилось закрыть дверь.

— Поссорились из-за ерунды, — пояснил Тигран, сунув носок кроссовка в образовавшуюся щель. — Мужики поймите и посочувствуйте мне.

— Мы-то поймем, но ровно до тех пор, пока не тронется поезд.

Как ожидалось мужской солидарности в их краю было больше, чем законной. Тигран рассчитывал именно на это.

— Билета у тебя нет.

— Ты или купи его, или учти, что мы заберем тебя на следующей стоянке.

— Договорились, — Тигран потянул дверь в сторону. — Спасибо!

Багдасаровой почти удалось обдурить его. Результаты экспертизы прятались в ее сумке, тогда как в своей голове она разорвала бумажку в клочья.

А он, увидев это выражение глаз, поверил ей.

Тигран вновь ощутил злость, смешанную с досадой. Он всегда знал, что она — лгунья, но вовсе не потому, что она действительно врала на каждом шагу, а потому что Хамиев понимал, что с ним у Багдасаровой получится провернуть нечто подобное. Ведь он верил во все разыгрываемые ею представления, понимал, что она делала это для того, чтобы отвязаться и вновь злился на это.

— Нам ничего не надо.

Ольга, стоящая у стола, обернулась к нему, перепутав его с проводницей, но быстро исправилась, воскликнув:

— Хамиев, что ты за человек такой? Хочешь-не хочешь все равно не избавишься?!

Тигран не отвечал, оперевшись на дверь. Он читал то, что уже видел вчера, понимал, что все это абсолютная лажа, а потом ловил взглядом напряженную Ольгу.

— Рассказывай! — велел он ей, вновь ощутив выводящий из себя коктейль чувств и эмоций. — Пока я не придумал что-нибудь своей тяжелой головой.

Еще дома Оля верно поняла его состояние. Он устал и осознал это только тогда, когда она сказала ему, что он видит в людях лишь плохое. Хамиев превратил себя в робота, который скатился до одной единственной способности — выполнять поручения, отслеживая все возможные цепочки и отбрасывая самые наивные из них. Все, потому что последние были свойственны обычным людям, а не тем, кто наживался за счет «терпил». Он делал это, превратив в привычку.

— Ты уже! — откликнулась она, теперь уже презрительно, — в завидные женихи себя записал, меня сделал коварной хищницей, покушающейся на свободу бедного…

— Понял я, что не предмет твоих мечтаний.

Оборванная на полуслове Ольга, выдохнула, а кажется, что перевела дух и стрельнула в его сторону глазами, очень выразительно приподняв бровь при этом.

— Всё именно так, — продолжил Тигран, глядя на солнечный день за окном купе. — Так что рассказывай, если не хочешь повторения!

— Ты вот шутишь, Хамиев, — наконец начала она, добавив следующее с искривившимися в безмолвном плаче губами, — а я не могу иметь детей.

Почти два года бесплотных попыток завести ребенка превратили ее жизнь в какой-то бесконечный, все тянущийся и тянущийся день сурка. Она ходила по врачам, обследовалась, пила витамины, расслаблялась, ездила в здравницы, к святым мощам, прося помощи у высших сил, но узенькие полоски и анализы показывали все одно — она была пуста. Совсем, как красивый флакон из-под старых духов — как не старайся, а нового пшика не получается. Врачи говорили о несовместимости. Но Ольга понимала, что родить не могла она и только. Вина в таких делах всегда лежит на женщине и какой бы современной, образованной и умной не была Багдасарова, она чувствовала это.

— У наших друзей случилась радость и они пригласили нас к себе, чтобы отметить покупку нового жилья, — Оля усмехнулась, вспомнив тот день. — Мы приняли приглашение, потому что надо было развеяться и вообще, жить дальше!

Светлана — хозяйка дома, не смущаясь гостей, порадовала мужа вестью о пополнении. Новый дом оказался весьма кстати. Оля, как сейчас помнит лицо Виталика. Его лицо в первые мгновения после озвучивания радости выдало его с головой. Он не был не рад, но недоумение был скрыть не в силах. У них уже было трое, а тут намечался четвертый.

У Витьки был свой день сурка.

Что до Ольги, то это все выглядело, как издевательство. Сёмовы не были виноваты ни в чем, а она, более-менее настроившая себя на то, что всякое в жизни бывает, вышла из-за стола. На кухне, Оля выслушала увещевания, бросившегося за ней Дениса, а потом и извинения Светки, но решила, что нет ничего лучше свежего воздуха.

— Я и сейчас думаю, что Светка сделала это специально.

Оля усмехнулась, качнув головой.

— Не забеременела, конечно же, а то, как преподнесла новость. Это ведь глубоко семейное событие, а она решила сыграть на публику. Она знала, что мы пытаемся и у нас не выходит ничего.

Часто ли гости выносят мусор? Нет. Если только хотят покурить или побыть некоторое время в полном одиночестве без просьб не истерить, не портить настроение, не расстраиваться и простить чужую радость. Не плакать о том, что одним дается все, а другим — совсем ничего.

— Понимаю, что это мнительность, но не могу выбросить из головы. Это выражение глаз…

Ольга покачала головой. Зачем Свете было делать это? Можно было выстроить целую теорию на этот счет. Такую, как — что у Сёмовой кроме семьи не было других поводов для гордости и таким образом она попыталась «укусить», то есть показать, что в чем-то она лучше Карповой. То было обидно. Оля избегала говорить о работе дома. Она просила об этом и Дэна. Пусть бы хвастался чем-то, но не дома и не в гостях. Но это теория. Теперь Ольге было плевать на это, особенно после слов о том, что о Свете Сёмовой возьмут и подумают люди после общения с разведенкой.