— Вызовите, пожалуйста, полицию.

Ольга говорила спокойно, но на самом деле испугалась.

— Оленька, может быть все-таки простить его? — внезапно заворковала в трубку, явно чем-то растроганная и очарованная женщина. — Он виноват и совсем не участвовал в жизни сына.

Карпов научился кое-чему на зоне — очаровывать бабулек глубоко бальзаковского возраста! Оля посмотрела в глазок еще раз, а потом принялась набирать номер телефона полиции.

— Тебе придется впустить меня, выслушать и постараться простить.

Голос за дверью не был похож на голос бывшего мужа. Он был другим и звучал так, как будто бы принадлежал карлику — откуда-то снизу. Она вспомнила «платок», сбросила исходящий звонок и потянулась к замкам.

— Меня не было с тобой все это время, но тебе придется выслушать меня.

Ольга открыла дверь и чуть было не потеряла равновесие, вцепившись в плечи того, кто стоял на ее коврике, у самой двери, держа в руках самый большой букет гортензии из всех, видимых ею. Он почему-то стоял на коленях.

— Что случилось? — спросила она, проигнорировав цветы. — Почему ты в таком виде?

Тигр не отвечал, но улыбался ей, вздернув уголок губ.

— Тигран?

Шли секунды. Она смотрела на него, сверяя это все с тем, что чувствовала и придумала себе. Она накрутила себя за считанные секунды.

— Почему ты молчал все это время? Ты понимаешь, о чем я подумала? Я в полицию могла позвонить! В охрану…

— Не позвонила?

Хамиев задал вопрос только когда она выдохлась и тут же добавил так просто, коротко и кажется, что не продумано быстро.

— Прости меня.

Ольга поняла почему он молчал — Хамиев репетировал и проговаривал то, что не произносил никогда.

— За что ты просишь прощение?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— За все, что я наговорил тебе когда-то.

Ольга даже брови приподняла, скрестив руки на груди. Она вопреки всем прошлым ожиданиям не испугалась, не заперлась, не отказалась говорить с ним. Багдасарова осталась, на мгновение «раскрылась», потянувшись и забрав у него цветы. Они были тяжёлыми и были больше похожи на туго связанный сноп.

— Октябрь в этом году холодный.

Он не понял ее, но обнял за бедра, стоило ей сказать следующее.

— Этих цветов уже не найти.

— Это подарок от матери.

— Жаль, что не от тебя.

Ольга подняла лицо к потолку. Странным образом — ее больше пугала мать Тиграна, нежели он сам. Теперь ей стало тревожно, но пока еще не так, чтобы нырнуть обратно в квартиру и запереться на все замки сразу.

— И от меня, — проговорил он с неким неудовольствием в голосе. — Вёз, считай, через всю страну.

Потом он прижал ее к себе, вжался лицом в ее бедра, провел по ногам. Да так и замер так.

— Прости за все что сказал тебе и за то, как относился к тебе, считая меркантильной и расчетливой стерве.

Сердце Ольги скакнуло к самому горлу.

— Почему ты просишь у меня прощения за все теперь?

Почему его мать решила извиниться сегодня, а не неделю или месяц тому назад? Она всегда могла узнать ее адрес, через ту же Ирину Александровну. Случилось что-то, что заставило эту женщину растрогаться и испытать прилив благодарности, чтобы сделать подарок кому-то.

— Я плохо думал о тебе и подозревал в черт знает чем, — он долго не отвечал, прежде чем сказал это, — тогда, как ты заботилась о моем сыне, растила и всегда считала своим.

Хорошо, что он держал ее, иначе… Мир покачнулся, став вязким. К ее глазам прилили слезы, затуманив картинку вокруг.

— Оль?

Букет выпал из ее рук и даже ударил его по голове, вызвав непереводимую смесь ругательств на армянском, чеченском и русском языках.

— Твоем сыне?

— Не смей падать в обморок!

Настал ее черед не отвечать ему, а просто смотреть, проглатывать слезы и ждать, когда он скажет все, чтобы осознать и принять решение, как действовать дальше, какой способ выбрать, чтобы противостоять ему.

— Чего ты испугалась?

Тигран Хамиев никогда не был идиотом. Он уже знал, что (а в данном случае кто) является ее ахиллесовой пятой.

— Никто не заберет его у тебя, — проговорил он, взяв лицо в плен своих горячих пахнущих влажной травой рук. — Ты слышишь?

Тигран целовал ее, не получив хоть какого-то ответа, часто-часто прикасался к губам, а потом задержался и поцеловал по-настоящему — очень нежно и бережно. Как во сне.

— Ты — его мать, — проговорил он наконец, просто прижав ее к себе. — Ты и никто другой!

Он вновь отстранил ее от себя, посмотрев в глаза и больно сжав плечи. Это, пожалуй, помогло ей прийти в себя и осознать, что все реально и никакой не сон.

— У него не будет другой.

— А как же Гоар Микаэловна? — голос Оли сел, она кашлянула, чтобы прогнать спазм. — Хочу знать все!

Тигран смотрел на нее, слушал крепнущие требования, а еще мучил своим молчанием.

— Почему ты поверил ей? Почему мой сын неожиданно стал твоим?! Почему ты говоришь мне то, что давно известно мне?

— А можно потише?! — раздалось рядом неожиданно резко и звеняще. — Здесь люди спят между прочим!

Соседка решила показать кто здесь главный или просто спешила проветрить свой длинный любопытный нос.

— Пошла отсюда! — цыкнул на нее Тигран.

Соседка в ответ на это пискнула и исчезла за железной створкой.

— Зря ты так, — Ольга потянулась за букетом. — Она вызовет полицию и это…

— Головная боль, — закончил он за нее.

Ей показалось, что тоже устало, но ее волновало другое: что он узнал такого, что позволило ему так смело называть ее Макара своим?

— Точно.

— Мы не поговорим.

Тигран подобрал букет, открыл дверь и неожиданно затолкал Ольгу в квартиру, как если бы спешил закрыть от кого-то.