каждую встречу с отцом, который казался героем, спасающим чужие жизни, но со временем ожидание переросло в обиду, а после – в равнодушие. Вскоре у него появились собственные интересы, и мать большую часть времени уже оставалась одна. Теперь Мин жалел, что тратил время, которое мог провести с ней, на дурацкие подростковые развлечения и людей, которых сейчас даже не помнил.

– У каждого из нас есть свои воспоминания о Раттане. Давайте выпьем за нее! Она бы гордилась тем, каким ты вырос, – сказал тост Прин Супарат.

Не оставалось ничего, кроме как взмахнуть бокалом и выпить.

После этого беседа о прошлом плавно перетекла в обсуждение какой-то конференции, а Мин погрузился в размышления о том, что в самом деле сказала бы мама, видя его сейчас.

Он делал разные, порой неправильные, вещи: ненавидел отца, презирал семейное дело, встречался с девушками, чтобы разбить им сердце, и получал за это деньги; он был заносчив, жесток, груб и непреклонен со многими людьми. Некоторые этого заслуживали, но были и те, кто нет. Мин не стал тем, кем бы мог. Часть его сердца опустела после маминой смерти, и никто не мог заполнить ее – серую зияющую пустоту, обволакивающую грудину. Мама не обрадовалась бы этому. Она была мягкой, доброй и понимающей. В детстве казалось, что она знает ответы на все вопросы, а главное – отчего-то любила его неприступного отца. Мин, хоть и походил на него, знал: все хорошее, что в нем есть, досталось от мамы. Лишь в одном не хотел быть на нее похожим – позволить одиночеству поглотить себя до самого конца, как это произошло с ней.

– Мин… ты слышишь? – вывел из размышлений голос Лайта. Видимо, тот уже в который раз обратился к нему. Три пары глаз смотрели на него в упор, а ему хотелось стать невидимкой. – Я сказал, что у нас еще запланирована встреча с друзьями. Ты помнишь?

У них не было общих планов, они едва общались в последние недели, и все же Лайт снова спасал его. Даже после того, что он сделал. Потому что Мара права – такова сущность докторишки. Вечный спаситель.

Одним решительным глотком Мин допил содержимое бокала и, отодвинув стул, поднялся на ноги. А затем сказал на прощание что-то из череды пустых учтивых фраз, но, когда вышел на улицу, уже позабыл, что именно.

От резкого перемещения у него слегка закружилась голова. Зато никакой ссоры с отцом. Это можно было счесть за успех, так что задание Лайта он честно выполнил.

Парень вышел следом за ним спустя минуту. Мин сидел на бордюре возле входа, что было неприемлемо, и на него поглядывали охранники. Но то, что он клиент их дорогущего ресторана, не позволяло сотрудникам сказать ему хоть слово.

– Ты в порядке? – спросил Лайт.

Он не стал отвечать. Лишь слабо кивнул и закрыл глаза.

Сейчас Мин как никогда отчетливо осознал, что привязался к парню, который, скорее всего, спасает его каждый раз только из-за своей природы. А не потому, что он какой-то особенный. Просто докторишка до омерзительного мягкосердечный.

Тем временем Лайт что-то говорил ему, но он плохо соображал. Или отказывался слушать.

– Где ключи от машины? – Вопрос наконец достиг цели – донесся до его ушей. Мин безразлично вытащил ключи из кармана штанов и положил в чужую ладонь.

Он устал быть несчастным и холодным. И поскольку Лайт обладал невероятной способностью заставлять его чувствовать себя лучше, то был нужен ему. Он не собирался отпускать его так просто. Он предупреждал их всех: отца, Нун, даже самого докторишку. Не стоило Лайту с ними жить. Но его никто не слушал.

Теперь стало поздно. Мин признал свою зависимость от него.

_________________________________

(NFfeat. Sasha Sloan – Only)

16 глава

Доверие – это когда ты в машине, за рулем сидит другой человек, и ты даже не знаешь, куда вы держите путь. Перед тобой лишь неизвестность и мелькающие огни. Громкая музыка заглушает все сомнения. И ты просто веришь, что доедешь. Доедешь туда, где будешь в безопасности. И тогда приходит осознание: «Я доверился окончательно». Мыслей о подвохе не остается, как и пути назад.

Ночная трасса была на удивление пустынной. Это казалось чудом.

Было непривычно видеть за рулем своей машины Лайта. Но после совместного ужина с отцом он «дал сбой» и позволил парню руководить собой, как тряпичной куклой. Потому оказался на месте пассажира.

Постепенно оцепенение отступило, хотя внутри него все продолжало гореть. Иногда с Мином такое случалось: он мог очень долго ничего не чувствовать, а потом в одно мгновение сломаться под грузом неожиданной атаки. Обычно в такие моменты он справлялся сам, в одиночестве.

Мин неспешно оторвал взгляд от лобового стекла, в которое, словно зачарованный, всматривался, потеряв счет времени, и повернулся к водителю. Лайт выглядел напряженным, как если бы каждая мышца в его теле была натянутой струной.

– Что с тобой? – Он и сам был удивлен, что заговорил. Тем не менее что-то в состоянии парня настораживало, даже при собственном апатичном настроении. Лайт всегда был расслаблен, спокоен и доволен. Но не сейчас.

– Ничего.

Мин хорошо знал вкус лжи. И она совсем не подходила парню рядом с ним.

Мало кто знал о его интересе к теориям квантовой механики, язык которой утверждал: на каждое действие существует своя реакция. Его реакция на мир – злость, но тонущее и лишенное даже крупицы правдивости «ничего» не могло быть реакцией Лайта.

И тогда Мин все понял. Он не сразу распознал знакомую панику в чужом взгляде. Панику, настигшую его в самый страшный день его жизни. День, который останется при нем навсегда, как если бы тот вытатуировали острыми иглами в самом центре его естества.

Автомобильная авария. Ну конечно же! Лайт попал в аварию, потому всегда ездил на велосипеде и никогда не просился сесть за руль его автомобиля.

– Тормози. Поменяемся местами, – выдавил Мин, хотя все еще не пришел в себя. И все же он отлично знал, что значит столкнуться со своими демонами. Зачем Лайт вообще взял у него ключи?

– Ты еще не протрезвел, – ни на секунду не отрывая взгляда от трассы, сказал парень.

– Но ты ведь боишься водить, разве нет? И ты тоже пил.

– Я сделал всего пару глотков. И я… не боюсь, – с заминкой выговорил Лайт. – Просто предпочитаю этого не делать. Когда однажды едва не убиваешь себя и кого-то еще, желание водить как-то пропадает.