Прежде он не задавал такого вопроса – наверняка подглядывал. А лез ли в мысли – кто знает.

–Я не стану голосовать,– заявил Василий.

Рудра поднял бровь.

–Почему?

–Не хочу.

–Ты должен.

–Нет.

–Напрашиваешься на отчисление?

–Тоже нет. Но поступай как знаешь.

–Я уже поступил так, как следовало.

–А я ломаю тебе всю игру?– Василий развел руками.– Что ж, сожалею. Но – нет.

Полагалось бы вспотеть, но он не вспотел и лишь много позднее удивился этому обстоятельству.

–Я тоже не стану голосовать,– сказал вдруг Ральф.

–А ты почему?

–Тоже не хочу.

–Нельзя ли услышать более развернутую версию?

Неужели он не догадывается?.. Да, он определенно не человек. Столько времени вариться в человеческой каше и не до конца понять людей – на такое способен только пришелец. Хотя бы и сто раз продвинутый!

–Не хочу, и этого достаточно,– отрезал Ральф.

–Понятно. А вы?– Теперь Василий видел Рудру в профиль и твердо знал, откуда в германских легендах взялся внешний облик Мефистофеля. Кто-то писал с натуры.

–Мы тоже,– заявил Хорхе.– Или нет, а? Что скажешь, Мин?

–Тоже.

–Ну вот, наконец-то у нас консенсус.– Панамец потер ладонь о ладонь и вновь мирно сложил руки на брюшке.– Не желаем. Уходим от ответственности, если угодно. Бежим. Драпаем.

Он даже улыбался, как человек, только что совершивший что-то значительное… да пожалуй, так оно и было.

–Я надеялся, что у вас хватит разума принять разумное решение,– молвил Рудра.

–Как раз хватило,– отозвался Хорхе,– и мы его приняли.

–Не понял!

–Видимо, существуют разные уровни разумности,– проговорила Мин Джи,– причем некоторые из них находятся не друг над другом, а просто в иной плоскости. Будь ты хоть трижды гением на своем уровне, а логика иного уровня тебе недоступна и, конечно, кажется идиотской.

–Это ты обо мне?– осведомился Рудра.

–А хотя бы.

–Спасибо. Значит, выбор между вами вы оставляете за мной?

–Как скажешь.– Голос Василия не дрогнул.– Хочешь – выбери одного из нас, хочешь – сошли назад в человечество всех четверых.

–Точно!– подхватил Хорхе.– Только, чур, память не стирать. Эй, давайте-ка обменяемся адресами. Переписываться там, на земном шарике, будем, может, встречаться иногда…

Рудра помолчал. Человек на его месте медленно сосчитал бы до десяти, чтобы успокоиться,– а что чувствовал неземлянин?

Разочарование? Раздражение? Лучше не спрашивать.

Наверное, он все же очеловечился в какой-то степени, поскольку заговорил так:

–У меня нет времени начинать все заново. Слишком поздно я начал перебирать людей, ища себе замену… Был, был один! Он мог бы, у него была позитивная программа, в душе он был великий строитель, а не отрицатель. Бывало, ошибался, ну так кто же поначалу не набьет шишек себе и другим! Сколько раз я жалел, что не взял его в ученики! Я даже не помогал ему, не продвигал его проект… Нет, я просто смотрел, что у него получится. Получилось так себе, а кто виноват? Я! Не оплошал бы тогда – не возился бы сейчас с вами…

–Иисус?– быстро спросил Хорхе.

–Ни в коем случае. Его этическое учение подразумевало наличие совести у каждого человека, чего нет и никогда не будет. Интересно как феномен, но не более.

–Сократ?– предположил Василий.

–Этот во всем сомневающийся? Я же сказал: строитель.

–Платон?– подал голос Ральф.

–Мимо. Он строил не то, что надо, одна радость, что лишь на папирусе.

–Неужели Кун Фу-Цзы?– ахнула кореянка.

–Да. Вот с кем стоило бы поработать! Никто из вас и близко ему не вровень, а от доктринерства я бы его вылечил. Но поздно. Смерть – это, увы, навсегда, каких бы сказок ни выдумывали люди… Ну так что мне с вами делать?

Это ты должен знать, а не мы, подумал Василий. Существуешь – ну так изволь мыслить! Сопоставляй параметры всех четверых, взвешивай на аптечных весах их недостатки и достоинства, возводи в квадрат пороки и пихай их в знаменатель, рисуй в уме многомерные графики, высчитывай, кто из нас годится Конфуцию хотя бы в подметки. Или просто прими волевое решение. Но решай, не тяни резину.

–Еще десять минут,– решил Рудра.

–Не надо,– покачала головой Мин Джи.

–А сколько надо – год? Тысячелетие? Даю вам час.

И вновь их осталось четверо.

–Опять исчез,– проворчал Хорхе.– Ну что у него за привычка? Только я хотел возразить – и нет его…

–Я бы тоже возразил,– признался Василий.

–И я,– поддержал Ральф.

–Может, кинем жребий?– предложила Мин Джи. На нее посмотрели со значением, и она принужденно улыбнулась:– Шутка.

–Лучше устроить соревнование,– столь же вымученно пошутил Василий.– Кто выше прыгнет или метче плюнет. Увлекательное дело. Час пролетит – и не заметим.

На него даже не взглянули. Какие еще спортивные состязания, когда заранее известно, что результаты будут одинаковы? Всем даровано поровну. Разве что устроить битву насмерть… В конце концов, в поединке двух равных по силе и мастерству бретеров один наверняка проткнет другого. Тот же жребий, вид сбоку.

При честной игре «Слабое звено» приемлемо в самом начале: группа избавляется от балласта. Но честная игра невозможна, если заранее известно, что в конце концов должен остаться один. Не может быть, чтобы Рудра не понимал такой простой вещи.

Все он понимает. Просто очень спешит. Это не очередное иезуитское испытание, он действительно намерен сделать преемником последнего оставшегося. Но одного, а не четверых. Самого коварного, самого изворотливого. Перед которым Макиавелли охотно снял бы шляпу.

Ну так не надо было выбраковывать Ирвина и Титоса!

Ну хорошо, подлецы не подошли по «техническому заданию», они были выявлены и отсеяны, подлецы умные и подлецы обыкновенные. Других-то подлецов не было. А кто, по замыслу Рудры, должен остаться? Подлец-гений?

Вряд ли он есть среди нас, подумал Василий, да и нет времени воспитать его из тех, кто остался. Часа мало.

Гибрид великого мудреца и великого политика – вот кто нужен. Царь Соломон, только без Суламифи да, пожалуй, и без гениталий. Но таковых здесь нет.

Неужто сплоченный коллектив не в силах заменить одиночку?

Смотря в чем, ответил себе Василий, смотря в чем… Да, но хотим-то мы примерно одного и того же будущего для человечества!

–Я бы что-нибудь съел,– ни с того ни с сего заявил Хорхе.