Лицо Генриха побагровело. Он надел ночной халат, приказал Екатерине вернуться в постель и распахнул дверь.

– Пошлите за сэром Энтони Уингфилдом! – приказал король молодому рыцарю, который ночевал на соломенном тюфяке за дверью.

Когда королевский вице-камергер явился, Генрих заорал на него:

– Гляньте в окно и посмотрите на этих болванов внизу. Я не позволю, чтобы кто-нибудь напивался пьян и вел себя безобразно в моем присутствии или на глазах у королевы. Посоветуйте им, чтобы ради моего удовольствия блюли трезвый и умеренный образ жизни, которого я от них ожидаю при своем дворе в любое время.

– Вы не уволите сэра Эдварда? – спросила Екатерина, когда пьяный вице-камергер ее двора, пошатываясь, скрылся в ночи.

– На этот раз нет, – ответил Генрих, возвращаясь в постель. – Но я присмотрюсь к нему.

Утром, придя помогать Екатерине, Изабель рассыпалась в извинениях:

– Будь уверена, я высказала ему все, что следовало! О чем он только думал, когда вел себя будто недоросль, который хочет произвести впечатление на своих приятелей? Величайшая глупость!

– Не переживай больше, – убеждала ее Екатерина. – По-моему, это было забавно, но я не посмела сказать такое королю.

По правде говоря, она удивилась, что Эдвард, оказывается, способен забыть о своем достоинстве и совершать идиотские поступки.

– Ну я не считаю, что это было забавно! – заявила Изабель. – Сегодня утром Эдвард и остальные провинившиеся будут стоять на коленях перед королем и просить у него прощения. – Она воткнула булавку в подушечку с такой яростью, будто пронзала ею своего заблудшего супруга.

Вошла Элизабет Сеймур:

– Ваша милость, здесь церемониймейстер его величества. Он говорит, королю нездоровится и его уложили в постель.

Екатерина надела на голову выбранный на сегодня капор:

– Я должна пойти к нему.

Она поспешила в апартаменты короля, но была остановлена в антикамере доктором Баттсом, одним из личных врачей Генриха:

– Ваша милость, вы не можете войти. Его милость нездоров. У него воспалилась нога, и его знобит. Мои коллеги сейчас с ним. Я приду к вам с новостями позже.

– Но я должна его увидеть! Он захочет, чтобы я была рядом.

Доктор Баттс с добротой взглянул на нее:

– Боюсь, мадам, он не допустит, чтобы вы видели его больным и несчастным. Он приказал не пускать вас к нему и велит вам проводить время со своими дамами, пока ему не станет лучше.

Екатерина заколебалась. Она с радостью исполнила бы приказание Генриха, так как терпеть не могла комнаты больных, но почитала своим долгом показать, что пыталась увидеться с ним. Король наверняка это одобрит.

– Позвольте болящему человеку сохранить свою гордость, – пробормотал доктор.

– Хорошо, – согласилась Екатерина, – но скажите мне, он в опасности?

Она оробела от одной мысли о смерти Генриха, так как уже прониклась любовью к своему супругу и не могла представить себе мира без него.

– В настоящий момент нет, мадам, но мы тревожимся. Я пришлю к вам вестника или приду сам, если его состояние изменится.

Она апатично сидела на любимой тенистой скамье и слушала болтовню своих дам, но вдруг поднялась и пошла в часовню, встала на колени и принялась жарко молиться о выздоровлении Генриха. Кое-что еще было у нее на уме, о чем нужно просить Господа. Месячные у нее задерживались, всего на несколько дней, но надежда уже забрезжила. Екатерина представила, как сообщает Генриху радостную новость: она ждет ребенка. Как же он будет доволен ею!

У выхода из часовни ее поджидал доктор Баттс.

– Ваша милость, мы думаем, что инфекция поразила обе ноги короля. Мы наложили пластыри и повязки и надеемся вскоре увидеть улучшения.

– Могу я увидеть его величество?

– Пока нет. Дайте лечению время оказать действие. Его величество принял лекарство и сейчас спит.

Екатерина подумала, не поделиться ли своей тайной надеждой с этим добрым доктором и не спросить ли его мнения. Ей отчаянно хотелось кому-то довериться. Но может, лучше молчать, пока она не будет окончательно уверена?

На следующий день Екатерине сказали, что Генриху резко стало лучше и он зовет ее. Снова она торопливо пошла в покои короля, размышляя на ходу, не слишком ли рано ободрять его, раскрывая свой волнующий секрет.

Удивительно, но она застала короля не в постели. Он был полностью одет и сидел в кресле у открытого окна, положив ноги на удобную подставку.

– Кэтрин! О, какая радость видеть вас! – Король протянул к ней руки, и она бросилась к нему. Генрих любовно поцеловал ее.

Ей было не удержаться от искушения.

– Есть кое-что, о чем мне очень хочется сообщить, – сказала она, опустившись рядом с ним на колени. – Думаю, я жду ребенка.

Она в жизни не видела, чтобы у человека так освещалось радостью лицо.

– Вы уверены? – спросил Генрих, крепко сжимая ей руку.

– Почти.

– Тогда я буду молиться, чтобы вы не ошиблись и Господь воистину благословил нас, – сказал король и звонко поцеловал ее. – Но никому не говорите пока ни слова. Пусть это будет нашим секретом.

Они перебрались в Данстейбл, а оттуда – в Мор, который, по словам Анны Парр, был еще одним местом изгнанничества королевы Екатерины. Кэтрин радовалась, что они проведут там всего две ночи.

Наступил октябрь. Генрих каждый день спрашивал, уверена ли она по-прежнему, что ждет ребенка. Он исследовал ее тело в поисках признаков беременности, но их не было, впрочем, следов наступления месячных тоже не наблюдалось. Все-таки это были лишь первые дни, и когда они миновали, Генрих исполнился радостных надежд и начал опекать супругу сверх меры. Каждый каприз Екатерины неукоснительно исполнялся. Король подарил ей два набора четок, украшенных крестами и кистями, и золотую брошь с рельефным изображением Ноева ковчега в рамке из бриллиантов. Чтобы порадовать супругу, он даровал ее брату Джорджу пенсион в сотню марок и несколько поместий, в недавнем прошлом бывших собственностью аббатства Уилтон, а также назначил его и Чарльза джентльменами-пенсионерами, то есть членами своей личной стражи. Изабель получила в подарок деньги за хорошую службу Екатерине, а сэр Эдвард – поместье; верный знак, что его недавний проступок забыт.

Восьмого октября в первый раз с июня выпал дождь. Услышав стук капель в стекло, Екатерина и ее фрейлины выбежали в сад и стали радостно кружиться, подставляя лица под освежающие струи. Церковь Мора в тот день была полна людьми, которые возносили Господу хвалы за долгожданную влагу. Засуха стояла ужасная, безжалостная жара изматывала, но теперь стало прохладнее и дышалось легче. Скоро они будут дома. По настоянию короля Екатерина путешествовала в носилках – берегла свое тайное сокровище. Теперь она была уверена, что беременна.