1540 ГОД

Где-то в середине октября они прибыли в Виндзор. Генрих заверил Екатерину, что ей ничто не грозит; эпидемия утихла, и он приказал всем, кто контактировал с больными, покинуть город.

Она с радостью спустилась из носилок за первой грядой оборонительных стен и прошла в свои апартаменты. Поездка была долгая, и она решила полежать, прежде чем вымоется и сменит одежду. Позже, облаченная в алое платье с черным бархатным партлетом и новомодным воротником-стойкой, она пришла ужинать с королем в столовую залу и удивилась, застав его сильно не в духе.

– Что случилось? – спросила Екатерина, когда слуги вышли.

– Вам нужно кое-что узнать, дорогая, и лучше вы услышите это от меня, чем от досужих сплетников.

Екатерину пробрала дрожь. Господи, не допусти, чтобы кто-нибудь выдал тайны ее прошлого!

Генрих вздохнул. Щеки его слегка покраснели.

– Мне сообщили, ходят слухи, будто я сделал леди Анне Клевской ребенка, когда посещал ее в августе. Это, разумеется, неправда.

Екатерина исполнилась облегчения.

– Конечно нет, – сказала она. – Я бы ни на миг этому не поверила.

Невозможно понять, что заставляло людей доверять таким сплетням, ведь никто не сомневался, кому принадлежит сердце Генриха, к тому же он никогда не любил Анну и не желал ее.

– Зачем распускать такие слухи? – удивленно проговорила она, пока король накладывал ей куски цыпленка.

– Леди Анна слегла в постель, у нее были проблемы с желудком. Мне сказали, ей теперь лучше. Но какие-то глупцы, сложив два плюс два, получили пять и растрезвонили повсюду, что она, мол, страдает от тошноты, свойственной беременным. Если этих негодяев найдут, они узнают, что такое гнев короля! – Генрих допил вино и заново наполнил кубок. – Вы не будете огорчаться из-за этого, дорогая?

– Ничуть, – ответила ему Екатерина.

Он поднес к губам ее руку:

– Никаких признаков месячных?

– Нет. – Она улыбнулась. – И не думаю, что таковые появятся.

Через два дня они вернулись в Хэмптон-Корт. Ночью, пока Генрих храпел рядом с ней, Екатерина проснулась от спазматической боли внизу живота. С растущим смятением она осознала, что это предвещает. А встав, чтобы пойти в уборную, увидела кровь на простынях. Выглядело это так ужасно, что она бросилась в слезы. Генрих резко сел и сразу потянулся за мечом.

– Что? – спросил он. – Что случилось? – Потом заметил кровь. – О, дорогая…

– Мне так жаль, Генрих! Так жаль! – Она безутешно плакала. – Я хотела порадовать вас принцем. Я правда думала, что у меня будет ребенок. Простите…

Король встал, напряженный, подошел к ней и обвил руками:

– Может быть, вы были беременны. Очень часто младенцев теряют совсем рано. Это мне хорошо известно. Не расстраивайтесь, Кэтрин.

Генрих утешал ее, пока она не успокоилась немножко, потом послал за Изабель. Та явилась в ночном халате и с распущенными по плечам седеющими волосами.

– Вы нужны ее милости, – сказал ей король и ушел к себе.

– О, Изабель… – Екатерина снова залилась слезами и между всхлипами объяснила, что произошло.

– Нет ничего необычного в том, чтобы потерять первого ребенка, – сказала ей сестра. – Я сама теряла и знаю еще нескольких женщин, с которыми случилось то же самое. Обычно это происходит очень рано. Или, может быть, у тебя просто задержались месячные. Так бывает в начале семейной жизни. Из-за изменений и привыкания… гм… к физической стороне дела.

Екатерина не могла признаться ей, что привыкла ко всему задолго до того, как вышла замуж за короля.

– Но потом у меня родился здоровый малыш, – утешала ее Изабель, – и так бывает со многими женщинами. Не расстраивайся слишком сильно. А теперь давай найдем тебе ветоши и чистую ночную сорочку. – Она встала и увидела, что сестра снова плачет.

– Ну не надо, – мягко проговорила Изабель. – Это не конец света.

– Но он назвал меня Кэтрин! – Она не могла сдержать слез.

– Что в этом плохого?

– Он всегда называет меня дорогая или милая. Он рассердился на меня, я знаю.

– Он вовсе не выглядел сердитым, когда разговаривал со мной, – сказала Изабель, копаясь в сундуке. – Но был весьма озабочен. Наверняка тоже расстроен, а когда люди расстроены, они не всегда ведут себя так, как от них ожидают. Китти, ты придаешь этому слишком большое значение. Вот, возьми это с собой в уборную. Я сейчас приду к тебе.

Остаток ночи Изабель провела с ней. Спазмы усилились, и кровь лилась ручьем, но к утру все успокоилось. Однако Екатерина очень устала и решила весь день провести в постели. А потом проверить, как она, пришел Генрих со слезами на глазах и красной розой в руке.

– Это вам, дорогая. Леди Бейнтон говорит, что все в порядке.

Екатерина поднесла розу к губам; цветок пах восхитительно.

– Вы простили меня?

– Тут нечего прощать. – Генрих наклонился и поцеловал ее.

Изабель стояла рядом и широко улыбалась.

– Я же тебе говорила, – сказал она, когда король отправился на мессу. – Все в порядке.

– Ты так добра, – произнесла Екатерина. – Я хочу, чтобы ты взяла вот это. – Она протянула руку к лежавшей на столике у кровати золотой броши. – В знак моей признательности.

Изабель в недоумении уставилась на нее:

– Мне, вероятно, не положено…

– Ничего подобного! Я хочу, чтобы ты взяла. Ты лучшая сестра на свете.

Изабель обняла Екатерину и приняла подарок.

– Спасибо. – Она улыбнулась. – Я буду беречь ее.

Екатерина лежала в постели и пыталась уснуть, но не могла. В ее голове родилась идея: Господь, вероятно, наказывает ее за прелюбодеяния с Гарри и Фрэнсисом и сокрытие этого от короля. Но что поделать? Теперь уже сознаваться поздно, придется и дальше жить под гнетом вины и в страхе разоблачения. Она была уверена, что Гарри больше не увидит: он женился и не захочет выгребать из прошлого затухшие угли старого скандала. А вот Фрэнсис? Уже несколько месяцев о нем не было ни слуху ни духу, что утешало. Однако Дерем и по сию пору мог тешить себя убеждением, будто они муж и жена. Не случится ли так, что в какой-то момент, печалясь об утрате любимой, он сболтнет лишнее?

Ее охватила паника. Она уже видела, как блестящее здание новой жизни рушится и погребает ее под обломками; как умирает любовь к ней Генриха, а вместе с тем исчезают и все блага, из этой любви проистекавшие. Это было невыносимо.

Она чувствовала себя беспомощной. Хотела как-то защититься, но что можно было сделать, не выдав себя? Где хотя бы один человек, с кем она могла бы поговорить? Даже Изабель не подходила для этого. Том был вдали от двора, в противном случае Екатерина с отчаяния могла бы решиться и довериться ему. Хуже он о ней думать уже не мог. Но вдруг Том посчитал бы, что долг верности королю требует от него раскрыть ее секреты? Нет, с ним делиться нельзя; к тому же Том до сих пор не оправился от нанесенного ею удара.