Адама и на мгновение оцепенел: столько мрака и холода было в его взгляде.

Прокурор и адвокат утвердили присяжных и судья начал заседание. Треверберг против Самсона Шивали. Самое громкое и невозможное дело о наркотиках последнего десятилетия.

Два часа спустя.

Ей было от силы двадцать лет. Тонкая и хрупкая, словно белая лилия, она дала присягу, положив руку на тревербергскую конституцию. Уже уставший зал следил за новой свидетельницей с напряженным интересом.

- Мадлена Ливер, 20 лет, я работаю хостесс клуба «Сладкие грезы», которым владеет мистер Шивали, ой… Я думаю, что он владелец, но документов не видела.

- Мисс Ливер, расскажите, что происходило вечером семнадцатого февраля этого года, пожалуйста, - с очаровательной улыбкой проговорил Эверетт.

Присяжные, шесть мужчин и шесть женщин, смотрели на свидетельницу и адвоката. Каждый старался читать лицо, но каждый невольно обнажал перед Рамоном душу. Синие глаза мужчины то и дело останавливались на том, кого он хотел впечатлить. Природная магия бессмертного существа умножалась на профессионализм. У присяжных и прокураторы не было шансов.

— Это была моя смена. Было многолюдно, щедрые люди. Пришли отдыхать. Мои смены построены так, чтобы я могла отдыхать. Два часа в зале, двадцать минут в подсобном помещении. Там можно поесть, покурить, даже принять душ. В двадцать три тридцать я оставила зал на попечение Кейт — это барменша, — и ушла в подсобку. Вечер был тяжелый, и я решила принять душ. Душевые комнаты находятся в глубине здания. У подножия лестницы, которая ведет в административную часть.

— А что располагается в административной части.

— Эм, — девушка невольно намотала прядку на указательный палец, засмотревшись на адвоката, который ей по-прежнему вежливо улыбался, но поймав настороженный взгляд судьи, пришла в себя и вернула руки на стойку. — Там офис. Бухгалтерша. Кабинет мистера Шивали…

— Вы отправились в душ и что дальше?

— Помылась. Я как раз посушила волосы и была готова отправиться в залу. Открыла дверь, почувствовала, что не одна и прикрыла ее обратно. Оставила щелочку, в душе выключила свет.

— Зачем вы это сделали? — не выдержал прокурор.

— Возражаю, Ваша Честь, обвинение сможет задать все свои вопросы после того, как закончит защита.

— Протест принят, господин адвокат. Пожалуйста, продолжайте.

По залу пронесся легкий вздох, когда Рамон окинул его взглядом. Ли невольно улыбнулся. Друг наслаждался вниманием. Этим двухчасовым спектаклем, который уже приближался к своей кульминации. Они выслушали трех свидетелей и пока все сводилось к тому, что у обвинения все слишком гладко складывается. Слишком безупречной выглядит теория. Эверетт мастерски ткнул прокурора носом в несоответствия, и тот уже поплыл. Еще чуть-чуть и посыплется. Видимо, мисс Ливер должна была стать последним гвоздем в крышке гроба обвинения.

— Я увидела двоих мужчин в черном с черными масками на лицах. Один стоял у лестницы в административную часть, а второй по ней спустился. Они негромко заговорили между собой, но в подсобке акустика хорошая.

— О чем они говорили?

— Ох, господин Эверетт, я не запомнила дословно.

— Расскажите, что помните?

— «Ты все спрятал?» — спросил один. Второй ему ответил, что да, отнес и положил в кабинет. Он сказал такую фразу смешную «как будто там всегда лежало, теперь даже тупица поверит, что черный король приторговывает белым ядом».

В зале заговорили разом все. Стук молотка прорезал шум.

— Тишина в зале суда! Тишина!

— Никакого правосудия не существует.

Ли не сразу понял, кто произнес эту фразу. Через мгновение воздух прорезал грохот выстрелов. Полицейский увидел только, как отшвырнуло Эверетта направленным выстрелом в грудь, адвокат ударился о стойку, за которой на постаменте сидел судья, и рухнул на пол. Следующая пуля прошила плечо самого Ли, он вздрогнул и выронил дубинку. Еще одна. Падая, Андреас поднял глаза на убийцу. Адам смотрел прямо ему в глаза.

— Правосудия не существует. Я — правосудие.

Глава восьмая. Офелия Лоусон

Солнце золотит старые камни закатными лучами. Замок притих перед ночной активности, когда здесь соберутся представители древних родов, заиграет музыка, послышится шум ночной жизни. Черноволосая женщина в длинном темно-синем, усеянном серебряными звездами платье идет по гладким плитам длинного коридора с необъятно высокими сводами. Меж ее ключиц мерцает большой янтарь, обрамленный серебристым металлом. Но лицо рассмотреть не удается. Женщина спешит. По напряженной спине, по тому, как горделиво она выбрасывает ножки поочередно вперед, видно, что она привыкла повелевать. А еще она прекрасно чувствует свое тело и не так тонка и хрупка, как кажется.

Слуги расступаются, когда она приближается к покоям, отделенным от замка дверьми с богатой резьбой. Здесь живет и работает тот, к кому стремится ее сердце. Двери распахиваются, она скользит внутрь и тяжелое дерево отсекает два мира друг от друга. Там слуги, замок, клан, политика, война и суета. Здесь - он и она. Женщина спокойно проходит по мягкому ковру. Не смотрит в зеркало, все ее внимание сосредоточено на мужчине, который запоздало поднимает голову. От выражения его лица захватывает дух. Он похож на правителей древности. Он и есть правитель древности, рожденный на севере. Север растекся в его кристально-чистых голубых глазах. Север укрепил его члены, превратил мышцы в сталь. Широкие плечи заметно расслабляются, а на губах мерцает улыбка.

— Ты приехала раньше, мой свет, — проговаривает он.

На глаза наворачиваются слезы, а в груди оживает сердце. Лия беспомощно наблюдает за этими двумя, находясь одновременно внутри и снаружи. Ее разрывает пополам, когда мужчина прикасается к женщине с поцелуем. Мир теряет смысл, реальность раскалывается. Она понимает, что это сон, но щемящее чувство потерянного счастья уже не дает покоя, заставляя следить за ними. За тем, как бережно они прикасаются друг к другу, как он смотрит на нее, как исчезает налет властности и жесткости с его лица, когда он подходит к ней. Как вспыхивают невозможно-лазурные глаза, когда он наклоняется над ней. Щеки Лии опаляет. Она будто чувствует его дыхание и чувствует биение сердца черноволосой женщины. Она наблюдает и участвует. Внутри и снаружи.

А потом происходит неведомое. Чья-то воля протаскивает душу Офелии через ушко иголки. Слезы становятся ближе. Черноволосая женщина отстраняется от мужчины. Ее улыбка согревает все вокруг. А когда она оборачивается к зеркалу, Офелия кричит. Ведь видит там свое лицо.

Госпиталь имени Люси Тревер

— Проснись, черт возьми!

Аркенсон трясет ее за плечо. Она приглушенно ругается, пытается вырваться, всем своим естеством стремясь вернуться в этот странный